Сборник - Фантастика, 1983 год
– Можно строить дома, сажать деревья…
– Строили и сажали. Но дома сжигали завоеватели, деревья вырубали… Вы знаете историю армянского народа?
– Немного, - слукавил Гостев.
– Это смелый народ. В течение последних двух тысячелетий он только и делал, что защищался от многочисленных попыток уничтожить его, поработить, ассимилировать. Очень хорошо сказал об этом писатель Геворг Эмин: “Для того чтобы уберечься от захватнических притязаний своих агрессивных соседей, прикрывающихся дымовой завесой “общности интересов”, “слияния”, “единства целей”, маленькая Армения издавна была вынуждена еще более обособиться, изолироваться, подчеркивая не то, что роднит ее с другими народами, а то, что отделяет от них, утверждает ее самобытность. Когда ей угрожала Персия, Армения, чтобы не быть растворенной в ней, оградилась защитной стеной христианства. Когда под лозунгом равенства всех христианских стран ей угрожала поглощением Византия, Армения выдвинула свое толкование христианства, отделившись от вселенского. А когда осознала, что проповедь христианства (даже “своего”, армянского) на греческом и ассирийском языках подвергает опасности существование языка армянского и способствует ассимиляции народа, она создала свой алфавит, свою письменность, чтобы проповедовать свое христианство на своем языке, сохранить независимость и самовластие…” Алазян цитировал уверенно, словно читал текст, и Гостев недоверчиво посматривал на него: такая хорошая память или же это компьютер, войдя в роль, показывает свою осведомленность.
– Вся эта церковь вырубленав скале. Наружные пристройки появились потом. Айриванк, как называли монастырь раньше, значит “Пещерная церковь”. Впрочем, вы сами увидите…
Жестом хозяина он пригласил Гостева войти в маленькую дверь, но вошел первым, быстро прошагал тесным переходом и остановился посреди просторного зала с колоннами и высоким сводом. Здесь было сумрачно, свет, падающий через небольшое круглое отверстие в центре свода, придавал всему этому залу с черными провалами ниш некую таинственность.
Но света было достаточно, чтобы понять, что все вокруг - колонны, своды, барельефные изображения на стенах - вырезаны в сплошном монолите горы. Каким же нужно было обладать терпением, настойчивостью и вместе с тем чувством красоты и соразмерности, чтобы вручную, примитивными инструментами, зачастую с помощью того же камня, вырубить все это, предусмотрительно сохраняя наросты скалы для барельефных украшений! Почему непомерный, наверняка изнурительный труд этот не убивал чувства красоты? Или именно постоянно живущее в людях это чувство как раз и побуждало на строительный подвиг?…
Гостев понимал, что он, тоже включенный в компьютер, думает обо всем этом не вполне самостоятельно, что машина подталкивает его к каким-то серьезным выводам, но каким именно, понять не мог. И только росло в нем нервное напряжение и от этого все больше болела голова. В какой-то миг ему захотелось произнести свой шифр, выкрикнуть его в темноту как заклинание. Вот было бы интересно внезапно исчезнуть, раствориться в таинственном полумраке!…
Они возвращались по той же горной дороге. На очередном повороте Алазян указал шоферу на придорожный ресторан, и они, оставив автомобиль на стоянке, втроем вошли в большой зал, гудящий возбужденными голосами. Алазян пошептался с официантами, и скоро на столе оказалось множество тарелок с закусками, бутылками.
– Зачем так много еды? - спросил Гостев. - Ведь не съедим.
– Сколько съедим, - неопределенно ответил Алазян и, разлив шампанское по бокалам, встал над столом. - Я поднимаю тост за великий русский народ, с которым армянский народ находится в близком родстве. Оба наши народа исходят из одного, затерянного в глубине тысячелетий индоевропейского арийского корня.
Он выпил до дна, сел и неожиданно запел чуть дребезжащим красивым голосом:
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит,
То мое сердечко ноет…
Гостев тоже выпил шампанского и удивился, почувствовав, как ясность мыслей словно бы подернулась легким туманом.
Захотелось обнять этого удивительного Алазяна и петь с ним вместе, тянуть из самого сердца сладкую печаль:
Догорай, гори моя лучина,
Догорю с тобой и я…
Того он не ожидал, чтобы компьютер был так педантичен и, воздействуя на какие-то лишь ему известные центры мозга, вызывал подлинное чувство печали. Хотя следовало ожидать: если уж все по правде, так все по правде.
За высокими сводчатыми окнами ресторана начинался крутой склон, а дальше во всю ширь распахивалась панорама ближних и дальних гор. Гостев встал и пошел к окну, чувствуя как кружится голова, отяжелевшая то ли от слишком тесного шлема, то ли и в самом деле от опьянения. Ноги ступали нетвердо, и он, пошатнувшись, едва не облокотился о плечо какой-то женщины. Мужчина, сидевший с ней за одним столиком, свирепо поглядел на него и медленно стал подниматься с места.
– Восемь, семнадцать восемьдесят!…
На миг он зажмурился, а когда открыл глаза, увидел себя полулежащим в кресле перед огромным, слабо люминесцирующим экраном. Оператор удивленно глядел на него от пульта управления.
– Вы прерываете сеанс? Но у вас все показатели в норме.
– Голова болит, - раздраженно сказал Гостев.
– Небось выпили? - засмеялся оператор.
– При чем тут это? Шлем надо заменить.
– На замену шлема и переключение всех датчиков уйдет не меньше часа. Я не уверен, что компьютер столько времени продержит момент.
– А говорили: может держать сколько угодно.
– Теоретически. Но дело-то новое, и я боюсь, что уже теперь течение “сна” изменится и вы не попадете в ту же точку смоделированного пространства-времени…
Но он вернулся в ту самую точку. Вспомнил наметившееся доверие между ним и фантомом, предощущение открытия, вспомнил все это и решил отмучиться до конца, не меняя шлема.
– Пить не надо, - наставительно сказал ему оператор, оборачиваясь к своему пульту.
– Пить не надо! - как эхо повторил сердитый мужчина, все еще поднимавшийся из-за столика.
Ничего не изменилось вокруг. Казалось, его короткое отсутствие не было даже замечено. Подошел Алазян, заботливо увел Гостева на место, вернулся к сердитому мужчине и принялся что-то говорить ему по-армянски. Через минуту он уже чокался там, за столом, и Гостев заметил, что сердитые мужчина и женщина уже посматривают в его сторону с доброжелательным интересом.
“Вовсе не надо пить, - сердито сказал себе Гостев. - Не для того я погружался в прошлое”. Он решил больше не тянуть и, сославшись на недомогание, сейчас же предложить Алазяну ехать и дорогой еще порасспросить его о разном.
