Брайан Олдисс - Лето Гелликонии
Мэтти надела скромное, но дорогое платье: она собиралась идти в церковь.
— Почему ты меня не разбудила?
— Я хотела, чтобы ты подольше поспал, Криллио.
— Ничего, я привык вставать рано, — сказал он и добавил: — Мне не хотелось бы уходить, не попрощавшись с тобой и не поблагодарив.
Он вдруг поймал себя на мысли, что за эти годы успел привязаться к этой женщине.
— Тебе пора возвращаться к семье, — сказала она, не поднимая на него глаз. Мэтти насыпала в чашки заварку, и ее движения были точными и деловитыми — впрочем, такой она была во всем.
Накануне корабль торговца встал под разгрузку у причала Матрассила. Отплыв из Лордриардри, он пересек море Орла, добрался до берегов Оттассола и поднялся по бурливой Такиссе до самой столицы. На сей раз, кроме льда, торговец привез в Матрассил своего сына, Дива, которого собирался приохотить к делу и познакомить с деловыми партнерами. Кроме того, торговец был намерен представить своего сына Мэтти, с которой сам водил знакомство едва ли не с тех пор, как первый раз привез в Матрассил лед для королевского дворца.
Вчера вечером подруга Мэтти привела девушку, которую хотела выдать за Дива, — сироту Западной Войны, стройную и миловидную, с прекрасными чувственными губами и роскошными волосами. На вид она казалась юной и неискушенной, но ее опыт в делах любви и вообще в жизни во много раз превосходил все, что знал в этой области Див. Хотя вчера, когда ее привели показать им, она казалась такой же юной и неискушенной, как Див. Торговец осмотрел девушку со всем тщанием и даже проверил при помощи медной монеты ее влагалище на предмет дурной болезни. Монета не позеленела, и он остался вполне удовлетворен. Он считал сына глупым и недалеким, но все равно хотел для него только лучшего и, по возможности, самого лучшего.
— Мэтти, мне казалось, что твоя дочь будет Диву хорошей парой.
Свое Мэтти всегда старалась держать при себе.
— А чем плоха эта девушка?
При этом взгляд ее как бы говорил: «Ты занимайся своим делом, а мне позволь заниматься моим», но вслух — быть может, подумав о том, что торговец, всегда плативший ей очень щедро, обидится, уйдет и уже никогда не вернется — она сказала:
— Моя дочь Абази — своенравная девушка, и у нее большие планы. Недавно она заявила, что хочет перебраться жить в Оттассол. Я сказала ей, что в Оттассоле она не найдет ничего, чего не было бы здесь, а она ответила, что хочет увидеть море. Не море ты увидишь там, а бесчисленных моряков, подумала я.
— И где же Абази теперь?
— Она живет одна, потому что любит самостоятельность. Снимает комнату, у нее есть мебель и немного хорошей одежды. Копит деньги, чтобы податься на юг. Она молодая, хорошенькая и уже завела себе богатого дружка.
Заметив тщательно скрываемую ревность в глазах Мэтти, торговец льдом только молча кивнул. При всем своем любопытстве, он почел за лучшее не уточнять, кто этот богатый дружок дочери Мэтти.
— Ты уже уходишь, папа? — спросил отца Див. Ему было неуютно в присутствии старших и явно не терпелось остаться с девушкой наедине.
Торговец ушел с Мэтти, предоставив сыну возможность разбираться во всем самому. Сейчас он наверняка еще дрыхнет этажом ниже, уткнувшись носом в плечо своей новой знакомой. Вчера, выполняя свой отцовский долг, торговец был доволен собой, но теперь, вспомнив об этом, он загрустил. Он был голоден, но просить о завтраке Мэтти не хотел — таково было неписаное правило. Все его тело ломило: постели шлюх хороши для любовных утех, но для обычного сна они мало годятся.
Вспоминая минувший вечер, он вдруг подумал, что в этом был какой-то символический смысл. Передавая своего сына в руки молоденькой шлюхи, он словно бы объявлял, что с этих пор отказывается от прежней разгульной жизни и начинает жизнь новую, более спокойную, степенную. Быть может, это первый знак приближающегося бессилия? Из-за женщин он когда-то потерял все, опустился до нищенства; но снова сумел подняться, наладить дело, хотя и не утратил своего страстного увлечения женщинами. И вот теперь этот главный его интерес стал затухать… когда он исчезнет совсем, в душе у него останется лишь гулкая пустота.
Он принялся размышлять о своей безбожной родине, Геспагорате. Да, Геспагорат, без сомнения, нуждался в боге, но только не в том, которому истошно поклонялся помешавшийся на религии Кампаннлат. Вздохнув, он спросил себя, почему то, что находится между упругих бедер Мэтти, лично над ним имеет куда большую власть, чем любое божество.
— Идешь в церковь? И не жалко тебе время даром терять?
Мэтти неопределенно кивнула. С клиентами она старалась не спорить.
Взяв в ладони чашку с горячим пелламонтейновым чаем, торговец вернулся в спальню и оглянулся на Мэтти, которая уже выпила свой чай, натянула черные перчатки до локтей и сейчас поправляла бусы на морщинистой шее.
Почувствовав его взгляд, она сказала:
— Почему бы тебе еще не поспать? Еще никто не проснулся — слышишь, в доме все тихо.
— Мы с тобой всегда хорошо ладили, Мэтти, — заговорил он, еще надеясь услышать от нее хоть намек на то, что и она неравнодушна к нему. — Знаешь, с тобой мне даже лучше, чем с собственной женой и дочерью, — добавил он в отчаянии.
Похожие признания Мэтти слышала почти ежедневно.
— Мне приятны твои слова, Криллио. Надеюсь, что в следующий твой приезд я снова… мы снова увидим Дива.
Она проговорила это очень быстро и сразу пошла к двери, чтобы торговец не успел преградить ей путь. Но тот остался стоять там, где стоял — посреди комнаты с чашкой чая в руке, и до дверей она добралась беспрепятственно. В таком возрасте, как у Криллио, мужчин одолевают нелепые фантазии. Хуже, чем женщин. Ничего, через день пройдет. Что до Мэтти, то она давно привыкла, расставаясь с клиентами поутру, тут же выбрасывать их из головы.
Торговец уселся на кровать и принялся прихлебывать чай. Потом встал и, толкнув ставни, выглянул наружу: ему хотелось увидеть, как она быстро идет по еще совершенно пустой улице. Неожиданно он заметил у соседнего дома прохожего, мужчину, который брел, держась рукой за стену. За ним, жалобно мыча, ковылял маленький фагор, рунт.
Из дверей внизу на улицу вышла Мэтти.
Заметив незнакомца, она остановилась. Кто-кто, а Мэтти знает о пьяницах все, подумал торговец. Выпивка и шлюхи во всем мире идут рука об руку. Только этот человек не был пьян. Он шел, шатаясь, но за ним по брусчатке мостовой тянулся кровавый след.
— Я сейчас спущусь! — крикнул торговец. В одной рубашке он выбежал на пустынную улицу и подбежал к Мэтти. Она стояла неподвижно, словно вросла в землю.
