Рэй Брэдбери - Вождение вслепую
— Быть такого не может! Чарльз! Чарли Несбитт, дружище!
Он самый! В рамке далекого года, веснушчатый, лопоухий, с раздутыми ноздрями и мелкими зубами. Чарльз Вудли Несбитт!
— Чарли! — вырвалось у меня.
Над головой ливень долбил крышу. По спине побежал холодок.
— Чарли! — Я перешел на шепот. — Почему ты здесь?
С замиранием сердца я поднес журнал к свету и вгляделся в текстовку.
Под фотографией читалось: Рейнольдc. Уинтон Рейнольдс.
Прямая дорога в Гарвард.
Намерен сколотить миллион.
Любимое занятие: гольф.
Но лицо на снимке?
— Чарли, будь я проклят!
Чарли Несбитт всегда был туп, как пробка, но профессионально играл в теннис, занимал призовые места на соревнованиях по плаванию и спортивной гимнастике, а ко всему прочему не знал отбоя от девчонок. С чего бы это? Неужели девушкам нравятся такие уши, зубы и ноздри? А ведь мы готовы были приплачивать, чтобы только походить на него.
Теперь он возник в школьном вестнике какого-то незапамятного года — все тот же, с дурацкой усмешкой и оттопыренными ушами.
А может, в свое время было двое парней, носивших имя Чарли Несбитт? Или на свет появились близнецы, которых разлучили при рождении? Нет, ерунда какая-то. Мой однокашник Чарли Несбитт так же, как и я, родился в 1920-м. Стоп!
Я снова ринулся к стеллажам, откопал ежегодник 1938-го (это был год нашего выпуска) и стал торопливо листать страницы с фотографиями выпускников, пока не увидел:
Намерен стать профессиональным игроком в гольф.
Собирается поступать в Принстон.
Мечта: разбогатеть.
Чарльз Вудли Несбитт.
Те же мелкие зубы, оттопыренные уши и россыпи веснушек!
Чтобы сравнить этих мнимых «близнецов», я положил рядом два ежегодника.
Мнимых? Нет! Абсолютно одинаковых!
Дождь настырно барабанил по жестяной кровле.
— Что за чертовщина: Чарли — он же Уинтон!
Захватив оба ежегодника, я подошел с ними к прилавку, где восседал мистер Лемли, такой же древний, как его товар.
— Выбрали? — Он посмотрел на меня поверх старомодных очков. — Можете взять бесплатно. Дарю.
— Один момент, мистер Лемли… Я показал ему имена и фотографии.
— Ничего себе! — протянул он. — Может, родня? Братья? Да нет. Тот же самый парнишка. Как вы это обнаружили?
— Случайно.
— С ума сойти. Ну и совпадение. Такой случай — один на миллион, верно?
— Ну, в общем… — Я безостановочно листал страницы от начала к концу и обратно. — А что, если все лица во всех ежегодниках из всех городов и штатов… черт… вдруг они все похожи?
— Ну, хватил! — Я услышал себя со стороны.
А что, если все лица во всех ежегодниках одинаковы?!
— Оставьте меня! — выкрикнул я.
Тут только головы полетели направо и налево — так мистер Лемли впоследствии описывал мои действия. Как многорукий божок отмщения и ужаса, странно громогласный Шива, я в бешеном ритме хватал с полок ежегодники, чертыхаясь от находок, страхов и восторгов, в полном одиночестве командуя парадом, который под звуки хора и оркестра маршировал в неизвестности, сквозь далеко разбросанные города незримого мира. Время от времени я метался от одного стеллажа к другому, а мистер Лемли приносил мне кофе и шепотом говорил:
— Передохнули бы.
— Вам этого не понять! — кричал я в ответ.
— Где уж мне! Вам сколько лет-то?
— Сорок девять!
— А ведете себя — на девять: бывает, мальчишки придут смотреть скучное кино, а сами носятся по проходу и писают.
— Дельный совет! — Я выбежал и вскоре вернулся.
Мистер Лемли осмотрел линолеум на предмет лужиц.
— Не буду мешать.
Я схватил очередные журналы:
— Вот Элла, а вот и еще одна. Том — здесь он смахивает на Джо, там похож на Фрэнка, а уж от Ральфа просто не отличишь. Вылитый Ральф! Вот Элен — а вот ее двойняшка Кора! А Эд, Фил и Моррис — все равно что Роджер, Алан и Пэт. Боже мой!
Вокруг меня бабочками порхало два десятка ежегодников, некоторые даже порвались в суете.
— Я уплачу, мистер Лемли, уплачу сполна!
В разгар приступа этой тропической лихорадки я вдруг остолбенел: мой взгляд упал на сорок седьмую страницу «Школьных воспоминаний» — Шайенн, 1911 год.
На меня растерянно и смущенно смотрел «ботаник», недотепа, профан.
Как же его звали в том незапамятном году?
ДУГЛАС ДРИСКОЛЛ.
Каким его запомнят грядущие поколения?
Незаурядный сценический талант.
Перспектива: влиться в ряды безработных.
Цель: добиться литературной известности.
Неприкаянный дурачок, праздный мечтатель, успешный финалист.
Не кто иной, как я.
С глазами, полными слез, я выбрался из полумрака книжного зала, чтобы показать мистеру Лемли эту грустную находку.
— Вот, полюбуйтесь!
Он молча провел пальцами по фотографии.
— При чем тут какой-то Дрисколл?
— Судя по всему, — сказал он, — это вы, собственной персоной?
— Вот именно, сэр!
— Чертовщина какая-то, — негромко произнес он. — Вам знаком этот парнишка?
— Нет.
— А родственники у вас есть… в Вайоминге?
— Нет, никого.
— Как вы наткнулись на этот журнал?
— Схватил первый попавшийся.
— После того, как перелопатили такие залежи. — Он изучал моего близнеца, снявшегося для ежегодника полвека назад. — Что решили делать? Будете его искать?
— Разве что на кладбищах.
— Да, немало воды утекло. Может, у него остались дети, внуки?
— А что я им скажу? Скорее всего, они вообще на него не похожи.
— Ну, знаете, — возразил мистер Лемли. — Если в одиннадцатом году был парнишка, точь-в-точь похожий на вас, почему бы не поискать среди тех, кто помоложе? Кто жил лет двадцать назад? А то и в нынешнее время?
— Как вы сказали?
— В нынешнее время.
— А у вас есть? У вас есть вестники за текущий год?
— Понятия не имею. Эй, что вы делаете?
— Вы хоть раз, — вскричал я, — стояли на пороге эпохального открытия?
— Однажды купался в море и нашел какой-то липкий ком. Ну, думаю, амбра! На парфюмерной фабрике с руками оторвут! Поднял эту гадость и побежал к спасателям. Амбра? Оказалось, падаль, а на ней слепни. Зашвырнул обратно в воду — вот и все дела. А могло быть эпохальное открытие, верно?
— Возможно. А в области генетики? Генеалогии?
— Каких времен?
