Андрей Плеханов - Царь муравьев
А еще я знаю, что не выгоню Женю ни за что. Впрочем, этого и не требуется, она уйдет сама, и у меня нет способа удержать ее.
– Ты неблагодарная свинья, – зло говорю я. – Ты привыкла использовать людей! Не думаю, что я – первый дурак в твоей жизни. Таких, как я, дураков, в твоей жизни было много, и будет еще больше. Тебе все дается легко. Ты относишься людям так же пренебрежительно, как ко мне, считаешь себя высшим существом. Мне очень хочется что-то для тебя сделать, но не думаю, что это возможно, потому что я бьюсь в тебя, как лбом в бетонную стену, и не вижу ни малейшей отдачи. Похоже, я не гожусь тебе даже в слуги.
Она молчит.
А потом я встаю и ухожу. Иду в свою комнату – страдать и мучиться.
Глава 7
Я лежал на кровати и пытался читать книгу. Потом в коридоре раздался крик и что-то тяжело упало, я немедленно вскочил и бросился на помощь. Женька лежала на полу, корчилась от боли и держалась за ногу. Бедная девочка, я оставил ее на кухне, не заботясь о том, что она не может ходить. И все же встала, пошла в комнату… не дошла совсем немного.
Я поднял ее, внес в комнату, опустил на разложенный диван. Какая же она тоненькая, легкая как пушинка. Подложил ей под голову подушку, осторожно провел пальцами по забинтованной коленке.
– Больно?
– Больно. – Женя скорчила несчастную рожицу. – Не переживай, Дим, все пройдет. Скоро пройдет…
– Почему ты не позвала меня?
– Не хотела мешать.
– Ты мне не мешаешь.
– Неправда, я тебе мешаю, жить не даю. – Она накрыла мою руку длинными своими пальчиками. – Не обижайся на меня, Дим, пожалуйста. Я скоро уйду. Вот поправлюсь, и сразу уйду.
– Я не хочу, чтобы ты уходила! – произнес я сдавленно, губы мои задрожали. – Совсем не хочу! Готов отдать все на свете, чтобы ты не уходила. Я люблю тебя, Женька! Я не могу без тебя! Неужели ты этого не видишь?
– Вижу, – шепнула она почти беззвучно. – Все я вижу.
Я опустился на колени, прижался лицом к ее животу. Под махровым халатом не было ничего, только теплое тело, вздрогнувшее при прикосновении и заметно от меня отстранившееся. Через халат я поцеловал ее плоский упругий живот и уловил, как сильно бьется ее сердце. Я закрыл глаза, не в силах произнести ни слова. Лучше бы она не вернулась – ей-богу, мне было бы легче. Я изнемогал от любви, душа моя болела мучительно и остро, словно обмотанная колючей проволокой.
Она погладила меня по голове.
– Дим, мне так неудобно.
Ну да, кто бы сомневался… Со мной ей всегда неудобно.
Я встал, собираясь выйти вон, но она схватила меня за руку.
– Ты не понял меня, Дим. Ложись сюда.
Я лег рядом с ней – осторожно, стараясь не дотрагиваться до больной ножки. На лицо Жени страшно было смотреть – сплошные кровоподтеки. Однако губы ее уже пришли в нормальное состояние – я ощутил это, когда она начала целовать меня. Не поцеловала, а именно начала целовать – долго, нежно, обхватив руками за шею…
Я не знал, что из этого последует, мне даже не сразу стало легче. Просто мы целовались взасос, а потом она лизала мои щеки и нос мокрым язычком, словно кошка, и я тоже облизывал ее, и голова кружилась, словно я падал во сне с десятого этажа. А затем я, словно ненароком, скользнул пальцами под ее халат и дотронулся до груди. Женя подалась вперед, и грудка уютно легла в мою ладонь.
Трудно описать, что я при этом почувствовал. Я держал в объятиях десятки девчонок, и с ними все происходило куда проще, безо всяких проблем. Но ощущения от них были совсем не те, даже не сравнить. От Жени било электрическим током. Пальцы мои двигались медленно, не спеша, потому что нельзя было спешить – каждая новая секунда приносила такое наслаждение, что хотелось кричать.
Она сама развязала пояс на халате, медленно высвободилась из рукавов. Я, все еще не веря, что мне дозволено, что богиня снизошла до меня, стащил с себя шорты и трусы одной рукой, извиваясь как угорь, не в силах оторвать другую руку от нежной кожи моей любимой.
– Подожди, – шепнула она, дотронувшись губами до моего уха. – Я не могу на спине, так больно. Подожди…
Она легла на бочок, повозилась немного, устраиваясь поудобнее. Я прикоснулся животом к ее гладкой спине, обнял сверху рукой. Ее попка упруго прижалась ко мне, и я, задыхаясь, почти теряя сознание, почувствовал, что сейчас взорвусь.
– Уже можно? – прошептал я.
– Ага…
***А потом мы заснули – одновременно, в обнимку. Проснулся я ночью, от того, что проснулась она. Я сводил ее в туалет пописать, а потом мы еще раз совершили невероятное действо, священный обряд, который нельзя даже было назвать сексом, потому что обычный секс по сравнению с этим чудом казался бесчувственным и примитивным.
И ведь ничего, в сущности, не было особенного – простенькая поза, которую нельзя переменить, и осторожные движения, потому что по-другому не получалось – мешали больная ножка и ушибленные ребрышки. Чудо было в другом – в том, что рядом со мной была девушка, которую я любил так, как не любил никого никогда в своей жизни. Еще совсем недавно у меня не было ни малейшей надежды на счастье. И вот вдруг… Мой бедный язык не дает мне описать то, что я тогда пережил.
Настало утро. Я не стал будить Женю, тихо собрался и уполз на работу. Мне отчаянно хотелось позвонить шефу, сказать, что я плохо себя чувствую и беру больничный. Но долг есть долг, операции назначены, люди ждут, что я принесу им избавление. И, хотя заменить меня можно, все равно несколько операций неизбежно будут отложены. Так не пойдет.
В душе моей бушевал настоящий ураган – точнее, два смерча разных оттенков, крутящихся в противоположных направлениях. Первый – радостный, счастливый, переливающийся всеми цветами радуги. Второй – чернейший, мрачный, наполненный самыми тягостными подозрениями. Почему Женя разрешила мне любить себя? И разрешила ли? Может быть, просто откупилась самым простым способом? А почему бы и нет, чего ей стоило, если она действительно проститутка, и для нее это действо привычно и обыденно? На тебе, мальчик, побалуйся, успокойся и не плачь. А потом она все равно уйдет… Может быть, уйдет даже сегодня, пока я на работе…
Я даже хоел не оставлять Жене ключей от квартиры – пусть сидит дома. Но решил, что она может обидеться… и вообще, пока она не сказала ни слова о том, как ко мне относится, и рано мне предъявлять претензии. Кончилось тем, что я оставил ключи на обычном месте и ушел на работу в угрюмом настроении.
Днем, в перерывах между операциями, я не выдержал и позвонил домой. Зачем? Знал же, что она не подойдет к трубке. Само собой, не подошла. А может, ее уже нет дома, она уже покинула меня? Весь день я терзался душевными муками, отпросился на час пораньше и рванул домой, будучи уверен, что больше никогда не увижу милую мою Женечку.
