Игорь Пронин - Пираты 2. Остров Паука
Я задумалась. Конечно, крайне интересно узнать, что прямо вот сейчас мы находились не только не в том веке, где я родилась, но и в какой-то другой истории человечества. Но еще я не могла понять, почему Дюпон считает нас виноватыми в том, что очередность великих открытий поменялась. С минуту я соображала, потом сдалась.
— Клод, а как мы-то могли на это повлиять? — я спросила почти жалобно. — Ну как?! Мы же не были в эпохе Колумба. И раньше не были. Это же… Это как бы река выше по течению — что внизу в воду не налей, а наверх не попадет!
И тут у Дюпона начали выпучиваться глаза. Я даже испугалась, что они сейчас вывалятся прямо на стол. Потом он залпом допил вино и потряс головой.
— Да, действительно… Но это значит, что кто-то другой это сделал!
— Да почему нет, если Ключей как минимум два! — я рассердилась. — А может, их сотня! Подземелью Оука, может, тысяча лет, да кто там только не бывал! Раз Прозрачные ведут войну, то все может случиться! Может быть, Дрейка на самом деле потопили испанцы во время его кругосветки, и мы никого не встретим — какая наша-то вина?
— Странно, почему мне это сразу в голову не пришло? — Клод выглядел виноватым.
— Потому что ты слишком много пьешь! — я схватила бутылку и вышвырнула ее в окно, к нашим спутницам акулам. — Если уж ты так полюбил думать, Клод, то придумай, что делать с Бенёвским! Прошлая твоя идея оказалась не слишком удачной!
И я покинула каюту, хлопнув дверью. Спавший шагах в пяти Руди даже не вздрогнул. Я растолкала его, всмотрелась в глаза — в самом деле, спал. Значит, не подслушивал. Надо было как-то использовать паренька.
Глава седьмая
Неизвестный враг
Прошло еще несколько дней нашего плавания. Формально командовал Бенёвский, только что ему было командовать? «Ла Навидад» шел к цели, а с парусами лучше управлялась я. Полковник понимал это и не вмешивался. Он продолжал произносить на палубе речи о свободе, но теперь они пользовались куда меньшим успехом — Бенёвский навязал команде свою волю, а такого пираты не прощают. В капитанскую каюту он также не стал вселяться, из галантности — не захотел вытеснить даму. Зато моих соседей Джона и Роба отправил в трюм, разместившись на их месте со своим верным Устюжиным. Клод и Моррисон остались на своем месте. Почему не тронули боцмана, мне было понятно — из своих людей полковник его назначить не мог. А вот Дюпон, не имевший на «Ла Навидад» ни должности, ни обязанностей, остался в своем странном, неопределенном состоянии. Может быть, именно это заставляло Бенёвского держать его поближе, под присмотром.
Итак, на самом деле изменилось совсем немного. Если не считать главного: обстановки. Теперь ко мне относились подчеркнуто вежливо, пусть негромко, но не забывали называть капитаном и вообще всем видом показывали, что ждут только приказа. Вот только приказ этот должен был быть таким, чтобы «Ла Навидад» не пал жертвой нашего противостояния, и все это понимали. Я вела себя смирно, как овечка, но не забывала намекать, что золото Дрейка — на самом деле не такая богатая добыча, как о ней рассказывают, и что Бенёвский знает, где можно взять куда больше. Мои намеки старательно разъяснял рыжий Моррисон — как боцман и авторитетный, опытный пират. И все же пока я не знала, как объяснить команде, что Дрейка грабить не надо. Да что там, я себе-то это с трудом могла объяснить! Просто не хотела.
Однажды ночью исчез один из людей Бенёвского, отправившийся в гальюн. По пути туда он отправился за борт или по пути оттуда… Я такого приказа не отдавала, и никто, конечно, не признался. Как полковник ни бесился, а сделать ничего не мог. С тех пор меньше чем по трое каторжане не передвигались, что окончательно оторвало их от команды. В свои потери Бенёвский мог записать и Руди, которого я приблизила к себе и держала порученцем. Он даже спать стал отдельно от своих.
Я еще раз попыталась поговорить с Моник. В случившемся перевороте ни она, ни Отто никак не участвовали. Когда я спустилась в трюм и подошла к их отгороженному занавеской уголку, оттуда доносился яростный шепот, эдакая тихая перебранка. Я сперва решила, что Отто начал понимать, с кем связался, и устроил Моник сцену. Даже подкравшись ближе, мало что можно было расслышать, но мне стало ясно, что дело обстоит не совсем так. Вроде как Моник уговаривала Отто на что-то, а тот отказывался. Мое появление не осталось незамеченным: поляк Казимир, дежуривший с оружием в руках возле отдыхающих каторжан, окликнул меня. Моник тут же отдернула занавеску и выскочила, мгновенно покраснев от злости.
— Что тебе нужно?!
— Полегче, красотка! — я ее даже слегка толкнула в грудь. — Ты еще жива только по моей милости, и эта милость — не бесплатная! У нас есть дело.
— Дело, дело! — она и правда была взбешена. — Я же сказала: сначала я помогу Маурицию, а потом тебе!
— Чем же ты ему поможешь?
— Тебя это не касается! — она на миг замолчала, прислушалась к происходившему за занавеской. — Помогу ему получить то, что ему причитается! Он должен получить дельфина, вот и все! И ты не будешь мешать, потому что тогда ты никогда, никогда не получишь того, чего хочешь!
— Ах ты, дрянь! — сказала я, чтобы просто выиграть время и обдумать ее слова. — Думаешь, можешь диктовать мне условия?
Моник, не обращая на меня внимания, снова отшатнулась к занавеске и вдруг отдернула ее. Картинка открылась не самая приятная: лейтенант Отто фон Белов, выпучив свои светлые глаза, пытался проглотить пистолет. По крайней мере, мне сперва показалось так, уж очень это выглядело глупо. Да еще эти выпученные глаза… Будто у него запор! Пока я поняла, что происходит, Моник словно кошка бросилась на приятеля и каким-то образом не позволила ему выстрелить. Или он сам не был готов? Так или иначе, они принялись бороться. Отто тараторил что-то на немецком, пытаясь снова засунуть за щеку ствол пистолета, а Моник выкручивала ему руку и кусала пальцы. Так как силы и ловкости нашей авантюристке не занимать, я не сомневалась, чья возьмет. И вообще, захотел бы лейтенант и в самом деле пустить себе пулю в лоб или рот, или куда угодно, то просто врезал бы сперва Моник кулаком, а потом спокойно исполнил задуманное. По крайней мере, когда Джиму-Грязные Руки как-то раз спьяну надоело жить, он со своей женой так и поступил, я сама видела. А этот Отто… Не из того теста он был сделан.
Тем не менее подскочили каторжане, помогли отобрать у него пистолет. А Отто, источая слезы и сопли, все кричал о каком-то своем фюрере. То есть, я от Руди немного знала, о каком, но тем меньше понимала, зачем так переживать. Уж страдал бы оттого, что помог Бенёвскому своих друзей погубить, почти всю команду подводной лодки. Но обвинять себя в предательстве короля, как его ни называй, глуповато. Самый лучший король предает всех своих подданных, и не один раз. А уж этот «фюрер» явно превзошел в этом деле и многих из худших.
