Тэд Уильямс - Город золотых теней
Гэлли стоял на единственном свободном пятачке в центре помещения. А рядом — две фигуры. Одна тощая, другая поразительно толстая.
Пол шагнул вперед, в глазах у него потемнело от отчаяния. Гэлли вырывался, но парочка удерживала его без особых усилий. Тощий был сделан из блестящего металла, нечеловеческие руки оканчивались крюками, безглазая голова напоминала поршень. Его компаньон был настолько жирен, что его туго натянувшаяся кожа стала почти прозрачной и светилась собственным желтовато-серым светом, как застарелый синяк.
Толстый, продемонстрировав неровные ряды клыков, растянул рот в ухмылке. Кончики его губ утонули в пухлых щеках.
— Ты к нам вернулся! Столько от нас убегал — и сам вернулся! — Толстый засмеялся, щеки заколыхались. — Ты только представь, Никелированный. Как он, наверное, по нам скучал! Жаль, что Старика здесь нет, какое удовольствие пропускает.
— Джонас обязан был вернуться, — произнес металлический. В его прямоугольном рту открывалась и закрывалась внутренняя дверка. — И еще ему должно быть стыдно за те хлопоты, что он, паршивец, нам доставил. Ему следует просить нас о прощении. Умолять нас.
— Отпустите мальчика. — Пол прежде не видел эту парочку, но в то же время знал их и ненавидел столь же яростно, как и медленно убивший мать рак. — Вам нужен я.
— О, теперь нам нужен не только ты, — ответил металлический. — Верно, Маслошар?
Толстяк покачал головой:
— Сперва отдай то, что у тебя в руке. В обмен на мальчика.
Пол ощутил, как острые края арфы покалывают пальцы. Но почему они решили торговаться — здесь, где они вольны поступать как угодно?
— Не делай этого! — крикнул Гэлли. — Они не могут… — Маслошар стиснул ему руку пальцами-сосисками, и мальчик стал извиваться и вопить, корчась, словно упал на электрифицированные рельсы метро.
— Отдай это нам, — повторил Маслошар. — И тогда, быть может, Старик смилостивится. Ведь когда-то у тебя все было хорошо, Пол Джонас. Может стать хорошо и сейчас.
Полу было невыносимо смотреть на раскрытый рот Гэлли и его наполненные мукой глаза.
— Где женщина? В клетке была женщина.
Никелированный обратил к Маслошару свою почти безликую физиономию и через несколько молчаливых секунд снова повернулся к Полу:
— Пропала. Улетела — но недалеко и ненадолго. Ты хочешь с ней увидеться? Это можно устроить.
Пол покачал головой. Он знал, что этим существам доверять нельзя.
— Отпустите мальчика.
— Нет. Пока не отдашь то, что у тебя в руке.
Гэлли снова задергался в руках Маслошара. Пол, не в силах больше видеть его мучения, протянул им на ладони арфу. Оба лица, металлическое и восковое, жадно уставились на нее.
Помещение дрогнуло. На мгновение Пол решил было, что массивная машинерия стала ломаться. Затем, когда пошатнулись даже стены, его охватил внезапный и еще более сильный страх.
«Старик?..»
Но Никелированный и Маслошар тоже смотрели, разинув рты, как вокруг них скользят друг относительно друга плоскости геометрических форм. Пол все еще стоял с вытянутой рукой, и Никелированный внезапно сделал в его сторону невозможно длинный шаг, нацелив на арфу поблескивающий коготь. Упавший на пол Гэлли успел обхватить его ноги, и существо, пошатнувшись, грохнулось, заскрежетав металлом по камню.
Помещение, Пол и все вокруг снова содрогнулось, потом развалилось и свернулось внутрь себя.
* * *Он снова застыл в воздухе над небом, а Великий канал и красная пустыня вновь изогнулись над его головой, но теперь там, где прежде находился Гэлли, никого и ничего не было. Раньше Гэлли касался его вытянутых пальцев, теперь они были сжаты в кулак.
Его изумленный мозг еще осознавал внезапный перенос из помещения с гигантскими механизмами в этот безупречный стасис, и тут мир резко ожил. Замелькали цвета. Твердое стало воздухом, а воздух — водой, проглотившей Пола с мощным холодным всхлипом.
Он заметался. Легкие у него были полны воздуха, но уже начали болеть. Его окружала влажная, ледяная и вязкая чернота, в которой не ощущалось ни верха, ни низа. Он заметил тусклое желтое сияние, похожее на солнечный свет, и двинулся на него, извиваясь угрем. На мгновение его окружил свет, затем он снова очутился во мраке, но на сей раз холод оказался убийственным. Он опять увидел свет — прохладную голубизну — и стал пробираться к нему. Поднимаясь, он видел тонкие вершины темных деревьев и серое облачное небо. Затем его рука на что-то наткнулась. Он бил ногами, задрав лицо к свету, царапал пальцами, но между ним и воздухом находилось что-то твердое, делавшее его пленником ледяной воды.
Лед! Он ударил по нему кулаками, но не сделал даже трещинки. Легкие уже были наполнены раскаленными углями, а голова — расплывчатыми тенями.
Сейчас он утонет. Неизвестно где. И никогда не узнает почему.
«Знание умрет вместе со мной. Знание о граале». Бессмысленная мысль сверкающей рыбкой проплыла в глубинах угасающего сознания.
Вода высасывала тепло из тела. Он не ощущал ног. Пол прижался лицом ко льду, моля о воздушном кармане, но крошечный вздох лишь добавил влажного холода. Дальше бороться бессмысленно. Он открыл рот, намереваясь заполнить легкие водой, которая положит конец мучениям, но в последний момент сделал паузу, пытаясь рассмотреть нечто темное, заслонившее от него небо, и тут лед, облака и небо обрушились на него, отшвырнули и выдавили воздух из напрягшегося тела. Он непроизвольно ахнул, и в легкие хлынула вода.
* * *Занавес колыхался желто-оранжевым полотном. Пол попытался рассмотреть его получше, но не смог. Как бы напряженно он ни вглядывался, полотно оставалось мягким и словно бесплотным. Он закрыл глаза, дал им секунду отдохнуть и попробовал снова.
Он ощутил, как его что-то коснулось, но ощущение было необычно отстраненным, словно его тело вытянулось на невероятную длину, а касаются какой-то очень отдаленной его части. Может, его… он не мог вспомнить слово, но увидел вместо него госпитальную палату, почувствовал запах спирта, резкую слабую боль, напоминающую укус насекомого…
«Анестезировали». Но зачем?.. Неужели он…
Река. Он попытался сесть, но не смог. Деликатные прикосновения, столь мягкие и отдаленные, не прекращались. Он снова вгляделся в занавес и наконец догадался, что смотрит на огонь. Казалось, его голова соединена с телом всего несколькими нервами: он ощущал что-то под собой, мог сказать, что это грубая и неудобная поверхность, но почти не чувствовал онемевшего тела, и неудобство это можно было считать условным. Он попробовал заговорить, но выдавил лишь несколько слабых звуков.
Словно вызванное заклинанием, в поле зрения перпендикулярно линии взгляда появилось лицо — бородатое, с кустистыми бровями. Карие глаза, глубоко утопленные в глазницы, были круглыми, как у совы.
