Хидзирико Сэймэй - В час, когда взойдет луна
— Как и сказано в завещании — сколачивать новый Орден. С Алекто я уже поговорил. Знаешь, а ведь вы почти знакомы — у её матери была «станция подземки», а ты работал в двух шагах. У тебя ведь тоже были идеи по организации и связи?
— Были, были… — сказал Винтер. — Очень страшно всё-таки.
— Волков бояться… — Эней посмотрел в сторону «чёрного обелиска». — Какого лешего? Пусть они нас боятся, Саня.
Винтер хотел было сказать, что когда есть семья, люди за которых отвечаешь… но промолчал. Что-то не так было с братцем. Что-то там случилось в их карбонарских подземельях — помимо… смерти дяди Миши.
Эней вдруг взял его за запястье, тихо сказал:
— Я знаю, о чём ты. И знаю, как это, — он примолк, зачем-то оттянул воротник свитера, что-то тронул там… — но ты подумай, как твой малый будет жить в этом мире дальше… Как он до школы дорастет — и его будут учить… выбирать жертву… учить, что это нормально: кого-то выкинуть из повозки, чтобы не сожрали тебя… Он будет расти рядом с этим, — Эней кивнул подбородком на «тёмную башню». — Его будут возить сюда на экскурсии…
— Его будут возить сюда на экскурсии, — ухмыльнулся Винтер. — В «Музей тёмного прошлого». Как после первой революции.
Эней стоял, продолжая молчать и глядеть на Цитадель. Повзрослел «братишка» с того дня, когда они на троих распотрошили охотившегося за Лидой варка. Можно даже сказать «постарел». Рот стал жёстче и в глазах, обращенных к «обелиску» столько холодной ненависти — всю контору отравить можно было бы. Уже не ученик Ланцелота — сам опоясанный рыцарь. «Ломом опоясанный», как говорят восточнее… там, на востоке, дела обстоят много хуже. — Ты, может, зайдешь, чаю выпьешь? Заночуешь?
— Я не один, — Эней чуть улыбнулся. — Со мной… падаван.
— Мы купили дом из расчёта «семеро по лавкам». Шестерых пока ещё нет. Зови своего падавана.
* * *…Глаза у Витьки были серо-зелёные и размером с полтинники. Мамины. Волосы тёмно-русые. Папины. А вот неуёмная энергия — наверное, общедетская. Дано — один ребёнок двух с половиной лет, один дом объёмом 624 кубометра или около того. Вопрос: какой объём от общего займёт ребёнок? Ответ: ребёнок, как газ, занимает весь предоставленный ему объём.
Антон слегка нервничал — но командир признаков чёрной меланхолии не проявлял, и драконоборец-подмастерье слегка успокоился. А потом подумал, что они-то в гостях, а вот хозяева каждый день так живут… ой, лучше драконы.
— С двумя будет легче, — улыбаясь, сказала Лида. — Мне все, у кого больше одного, так говорят. Они занимают друг друга.
— И когда будет второй? — спросил Эней.
— Месяцев через семь, — засмеялась Лида.
Витька подошел к Андрею и положил ему на колени говорящего робота.
— Ето Боба, — серьёзно представил он своего любимца.
— Очень приятно, — терпеливо сказал Андрей. — Спасибо.
На его коленях уже громоздились пушистый заяц, кукла-трансформер и три разноцветных и разноразмерных медведя. У всех были имена, всех Витька вполне по-светски представил.
— Ты его провоцируешь, — сказал Антон, когда малыш вперевалочку утопал обратно в свою комнату. — Он твои благодарности принимает за поощрение.
— Что-то же должно кончиться. Или его игрушки, или мои колени.
Чай был с блинами, блины — с курагой. Антон наелся… нет, неправильное слово. Натрескался. До состояния «последний во рту, на первом сижу». Андрей, напротив, закусил более чем умеренно.
Витька всё так же вразвалку прошагал обратно на кухню, волоча по полу за руку крупного курносого куклёнка.
— Ето Ёська, — сказал он, водружая куклёнка на колени Андрея.
— Спасибо.
— Тюшка, иди сюда, дай дяде Андрею покушать, — Саша протянул руки.
— Да я не хочу, — Эней говорил совершенно искренне. — Я со здоровенной похмелюги, если честно.
— Вот это номер! — воскликнула Лида.
— Удачно яхту продал, — вздохнул Андрей. — И… с-шшш…
Он со свистом потянул в себя воздух, потому что Витька, забравшись к нему на колени, встал прямо на кучку игрушек, вследствие чего трансформер под весом ребенка воткнулся… ну, не прямо в гнездо, но в опасной близости от него.
— Тюха! — Саша вскочил и, схватив сына за подмышки, попытался оторвать от Андрея. Не тут-то было: Витька крепко ухватился за туго свитый чёрный шнурочек, выглянувший у гостя из-за края футболки. Точнее, понял Саша, когда после удачного рывка эта штука оказалась у сына в руке — за туго свитую чёрную косицу.
— Сдаётся мне, тут кто-то очень хочет спать, — строго сказал он, отбирая у сына трофей и возвращая законному владельцу. — Извини, Андрей.
Витьке не сдавалось, что он хочет спать. Витька поднял рёв.
— Я пойду уложу его, — Лида приняла сына из рук мужа и унесла. Какое-то время рёв доносился из детской, потом стих. Саша собрал игрушки, рассыпанные в ходе короткой борьбы. Андрей снова скрепил концы косицы резинками и надел её на шею.
— Извини, — снова сказал Саша.
— Не за что, — ответил Андрей, закрыв глаза. — У тебя… хорошо.
— Да, — согласился Винтер, и ушел по коридору, чтобы отнести игрушки в детскую. Потом вернулся.
— У меня хорошо, — сказал он, наливая себе чаю. — И когда я понял, для чего меня приберёг дядя Миша, я испугался. Я уже почти забыл о вас, а тут ты появляешься, как призрак. Должок…
— Нет, — горячо возразил Эней. — Никаких долгов. Мы просто переночуем и уйдем. Я… я сейчас понял, как был неправ.
— Тихо, Маша, я Дубровский — резким полушепотом сказал Винтер. — Ты был прав, а я просто задёргался. Я дяде Мише сразу сказал, что одну из ставок нужно делать на врастание. И если он за, то я с ним.
Алекто. И Саня. Дядя Миша говорил с ними о том, о чём не говорил с ним, с Энеем. Но почему-то Эней не чувствовал обиды.
— Сдаётся мне, — сказал он, — что мы с Антошкой тоже спать хотим. Значит, в двух словах так: до завтрашнего самолёта у нас будет полдня. Ты сможешь как-нибудь отвертеться с работы?
— Я там главный. Смогу, конечно.
— Хорошо. Значит, мы с Тохой завтра тебе покажем, что успели надумать, а сегодня я просто приглашу вас обоих на Хеллоуин в Прагу.
* * *Чтобы привыкнуть к питерскому климату, родиться нужно… нет, не поможет, и это не поможет, и в самом Питере тоже не поможет. Не для того Петр вытаскивал все это «из топи блат», чтобы кто-то мог привыкнуть, не для того климат и архитекторы в припадке вдохновения породили питерский «поперечень» — холодный влажный ветер, который всегда дует поперек, куда бы ты ни шел.
Особенно осенью. Особенно на закате октября, когда все уже облетело и пожухло, когда отзвенело бабье лето золотом листвы и серебром паморозков…
