Кир Булычев - Монументы Марса (сборник)
В районе, выбранном для первых раскопок, я снизил скорость и пошел на небольшой высоте, так что мог рассмотреть каждый лист на деревьях.
Лес покрывал эту равнину сплошным одеялом, лишь кое-где, в основном по берегам рек, встречались проплешины. Лес там сменялся редким кустарником, и я знал, что такие места следует проверить – там могли таиться остатки поселений.
И тут я увидел просвет – остаток дороги. Когда-то она была широкой, бетонной, лесу нелегко взламывать корнями бетон, и кое-где участки дороги остались почти нетронутыми.
Я опустил капсулу на бетон. Ему недолго оставалось прикрывать собой землю – широкие трещины, из которых вылезали кусты, исчертили его. На открытом месте грелась серая змейка с двумя головами. Она не испугалась меня – ей в жизни не приходилось видеть человека, да и крупных хищников здесь не водится. Почему-то змеи смогли приспособиться, когда погибли не только теплокровные, но и многие насекомые. Геологи сообщили нам, что в некоторых местах змеи буквально кишат. Но чем они питаются? Жаль, что забыл спросить.
– Ты чем питаешься? – обратился я к змейке. Она смотрела на меня в упор – обе головы поднялись, глаза – черными точками.
В кустах что-то зашуршало. Змейка распрямилась и скользнула в трещину бетона. Листья дрожали. Я непроизвольно опустил пальцы к поясу. Тихо. Неприятная тишина чужого мира. Разведчики обозрели эту планету поверхностно, и никто не знает, что же сохранилось под покровом леса, что нового возникло за прошедшие столетия.
Я вернулся к капсуле. Когда стоишь один, совершенно один на много тысяч шагов вокруг, понимаешь, как ты мал, ничтожен и беззащитен.
Я поднял капсулу в воздух и не удержался – кинул ее к кустам, включив сирену. Кусты расступились – нечто темное, мохнатое, громоздкое, ломая кусты, понеслось к деревьям, в чащу. Вот и верь разведчикам. Жаль, что здесь есть крупные существа, – придется устанавливать охрану вокруг раскопок. А я-то думал, что поработаем без охраны.
Я полетел дальше вдоль дороги. Порой она пропадала в чаще, порой возникала вновь. В одном месте дорогу перегораживало бревно. Гнилое, толстое. Таких деревьев на планете больше нет – это остаток того времени, когда прокладывали дорогу. Теперь леса планеты состоят из кустов-переростков и тех растений-мутантов, что смогли выжить во время экологической катастрофы, преодолеть «мусорный кризис», вспышку атомных войн, когда жители планеты отчаянно боролись за последние незагубленные участки суши и губили их в этих войнах.
В одном месте у дороги виднелись опутанные сизыми лианами, затянутые мхом и лишайниками развалины. Может быть, здесь было придорожное кафе, возле него останавливались машины, люди выходили из них, разминаясь, громко разговаривая, смеясь, усаживались за столики, пили прохладительные напитки и рассуждали о вещах обыденных, стараясь не говорить о том, что случится завтра.
Удивительно, насколько разумные существа умеют себя обманывать. Мне приходилось сталкиваться с этим феноменом на многих планетах, которые я раскапывал. Возможно, именно те цивилизации обречены на гибель, которые не могут заставить себя принять правду. Ты расшифровываешь хрупкие страницы книг и газет и понимаешь, что в те дни, когда лишь отчаянным общим усилием можно было сохранить хрупкий баланс между правом разумного существа жить далее и сопротивлением природы, люди искали виновников где угодно, лишь не в себе, придумывая фантомы зла или теша себя иллюзорными выдумками о доброте и терпении их мира. Великий закон Терпения природы, который гласит: «Планета извергает из себя сообщество, которое угрожает ее жизни», столь редко доходит до сознания разумных существ, что гибель цивилизаций в Галактике становится скорее правилом, чем исключением. И природа добивается своего спасения (а порой и опаздывает), натравливая людей друг на друга, толкая их к самоуничтожению. И ты, археолог, могильщик наоборот, по роду работы своей вынужденный вновь и вновь сталкиваться с действием закона, понимаешь, что его универсальность банальна и обыкновенна настолько, что поражаешься, почему же Они не увидели этой истины и предпочли погибнуть, но не смириться. Как здесь, на этой обыкновенной планете.
Зажужжал счетчик радиации – лес подо мной мельчал, становился темнее, уходил вглубь, в колоссальную воронку – видно, здесь когда-то взорвалась атомная станция. Синие папоротники высотой в человеческий рост густо заселили воронку, и пройдет еще много столетий, прежде чем обычные, искони присущие этой планете виды растений смогут вытеснить цепких последышей ядерных войн и глупых попыток спастись, уничтожая себе подобных.
Впереди был большой город. Его определили с орбиты. Там мы начнем работать.
Пошли холмы, поросшие кустами и редкими деревьями. Почти нет высших, цветковых растений, флора, после последних катаклизмов, отступила далеко назад, к лишайникам и мхам, и лишь постепенно, шаг за шагом снова начинается эволюция. Уже без человека.
Холмы становились все выше, иногда сквозь слой мха прорывался зуб разрушенного строения. Впереди поднимались остатки какой-то древней крепости. Полуразрушенные стены были опутаны лианами, поросли лишайником, крыши и верхушки башен давно упали. Но крепости всегда живут дольше, чем обычные дома.
Я спустился перед крепостью. Славные стены, подумал я, вы видели нашествия врагов, над вами развевались яркие флаги и гремела музыка. Вы смотрели и последнего человека, который скрывался, отравленный, оглушенный, испуганный, доживал последние часы в пустом уже городе. Был ли он последним человеком на планете? Или еще годы где-то в горах скрывались одичавшие обыватели, травясь испорченной ими же водой, задыхаясь в отравленном ими же воздухе, – последние самоубийцы, наказанные за вековые преступления.
На самой большой островерхой башне сохранились круглые часы. Одна из стрелок исчезла, вторая показывала на цифру 3. Возможно, эти часы когда-то гулким звоном отбивали время. Слева от башни, замыкая площадь, стоял полуразрушенный, многоверхий, некогда расписной храм. У подножия его когда-то стоял монумент. У сидящей фигуры откололась голова. От того, кто стоял, остались лишь ноги. Чем прославились эти люди? Узнаем ли мы когда-нибудь?
Я представил, как злобствовали над этой крепостью страшные пылевые бури, хлестали по зубцам стен снежные заряды, как рушились от напора стихии красные кирпичные башни и сухими листьями неслись беспомощные тела людей.
Мне захотелось уйти, улететь, навсегда, никогда не возвращаться, ни сюда, ни в подобные мертвые миры.
Пощелкивал вызов. Я подошел к капсуле.
– У вас все в порядке? – узнал я голос моего заместителя. – Начинаем отправку модулей.