Лебедев Andrew - Царствие Снегиря
– Мне…я…ну…
– Ну че ты мямлишь, в самом деле, мне что за тебя самому написать, мол капитан Одинцов замечен мною, сержантом Жаробиным в том, что во время выезда батальона под Коломну, вывел двоих дезертиров через оцепление и отпустил. А когда батальон в ноябре сорок первого стоял в оцеплении на Филях, капитан Одинцов подбирал немецкие листовки, которые сбрасывал самолет и говорил, что де пригодятся в плен сдаваться… Так было?
– Так, так было…- глупо улыбаясь ответил Колька.
– Ну тогда пиши.
И Колька начал старательно выводить на чистом листочке текст следующего содержания: "В отдел контрразведки СМЕРШ шестой дивизии НКВД товарищу майору Свечкопалу от сержанта Жаробина. Донесение. Мною установлено, что капитан Одинцов…есть шпион и немецкий агент…" – Длинно то не пиши, – уже деловито сказал майор, – в двух словах, как я тебе там сказал, два эпизода – с листовками и с дезертирами… У нас на него еще показания имеются…
В роту Колька шел как оглушенный. Вроде и хорошо – послезавтра на курсы командирские команда отправляется. Говорят, что в Омск – это в Сибири на реке Иртыш. Всего два месяца, и он Колька уже будет младший лейтенант… А если с отличием кончит – то целый лейтенант! И вроде все по хорошему! Ведь если майор Свечкопал говорит, что у него на капитана Одинцова есть и другие донесения, значит и правда Одинцов – враг. И нечего тут нюни распускать! Война идет! И он Колька ничего плохого не сделал. Только органам нашим помог. А наши органы – они не ошибаются.
При подходе к казарме нос к носу столкнулся с капитаном Одинцовым. Тот нежно за локоток поддерживал старшего военфельдшера Любочку. Она держала в руках букетик полевых колокольчиков и задумчиво улыбалась.
Колька так опешил, что даже не козырнул…
– Ты чего это сержант такой взъерошенный, – спросил Одинцов.
– Виноват, товарищ капитан, – выпалил Колька и густо покраснел.
4.
Бастрюков сидел, как говорится, тяжело. Невзлюбила его братва, и все тут. Охрану лагеря нес батальон "Долгопруднинских" из дивизии "Малюта Скуратов", и он – Бастрюков, что то им сразу не глянулся.
Формально в лагере неуставных отношений не было. "Перики" все подобрались "по одной теме" – бизнесмены, нагрешившие перед Родиной не в особо крупных, а так – средние. Вот и соседями Бастрюкова по комнате были пятеро перевоспитуемых примерно одного возраста, отбывавшие кто за что: за грех коммерции или даже как было написано в делах: "за идеологические ошибки и развращение народа". На соседней с Бастрюковым кровати покорно отбывал срок бывший директор музыкальной радиостанции, которому тройка впаяла два года "за идеологические диверсии и шпионаж", а в углу у зарешеченного окна, уже год как отдыхал бывший редактор эротического журнала. Был тут еще и один директор турфирмы, и один коммерсант, возивший из Дагестана водку с коньяком и еще один пацан – попавший вроде как и ни за что, потому как в период катаклизма нигде не работал, а жил на иждивении сестры – крупной бандарши, заправлявшей тремя ночными клубами, казино и дискотеками.
По прибытии Бастрюкова в лагерь, начальник с четырьмя кубарями в левой петлице, узнав что тот при катаклизме занимался автосервисом, направил новенького "перика" отбывать курс трудового воспитания в автомастерские. Но не начальником боксов, а простым автослесарем – гайки крутить под подъемником. И тут сразу как то все не пошло. Сперва одному долгопруднинскому – коренастому унтеру с одним кубиком в петлице не так помпу на "ниве" поставил. Шкив с перекосом что ли попался, подшипник через неделю снова разлетелся и тосол вытек, где то по дороге…
Унтера притащили на тросу и тот прижав Бастрюкова к бетонной стене бокса, долго бил его своими железными кулаками в пояс – туда где печень и селезенка. А потом через пару недель и вообще катастрофа случилась, в электроцепи уже подвешенного на подъемнике "мерседеса", того на котором ездил командир первой роты долгопруднинских по кличке Рыба – офицер с тремя кубиками и широкой полоской в петлице – Бастрюков за год все никак не мог выучить их тарабарские звания "утерштурм-обергроссбанн…" – вобщем у этого мерседеса случилось короткое замыкание в цепи. И он сгорел.
Бастрюков то был здесь абсолютно не при чем, "мерс" этот сгорел бы и в другом месте… Но долгопруднинским нужен был козел отпущения. Бастрюкова с его напарником – Толяном – бывшим директором радио, подвесили за руки в спортивном зале, и два дня лупили вместо боксерской груши. Толян потом так и не отошел.
Провалялся два месяца в больнице, операцию ему сделали, а потом и схоронили неподалеку.
А Бастрюков – ничего. Живучим оказался. Месяц лежал – не вставал, а потом, потихоньку, потихоньку… Но служба уже не пошла. Заприметили его долгопруднинцы.
Политрук потом, после госпиталя ему все говорил: Саша, ты ж понимаешь, мы здесь для того, чтобы вас перевоспитать – сделать из вас новых хозяев миропорядка. Вы отсюда должны выйти такими, как учит президент Петров – не озлобленными, нравственно обновленными, готовыми влиться в процесс освоения Россией новых пространств. А ты не можешь элементарно охране угодить. Разве это хорошо?
К работе Бастрюков приступил уже в новом качестве – посадили его машинистом на дорожный каток. Работа нехитрая для бывшего завлаба. Езди взад-вперед по полотну, вслед за грейдером, укатывай щебенку… Однако и здесь умудрился Бастрюков в штрафники попасть. Сдавал как-то задом свой каток и раздавил кроссовый итальянский велосипед, на котором на трассу приехал зам начальника лагеря… Он такой спортсмен, что его все больше не в военной форме видели, а в майке и трусах… Он и на стройплощадку на велосипеде повадился ездить. И угораздило ему бросить свой велик прямо на трассе, где Бастрюков взад-вперед утюжил щебень! На этот раз бить его не стали. Рядом в кювете протекал заболоченный ручей. Так эсэсы привязали Бастрюкова к искореженному велосипеду и бросили в воду. И до конца смены никто из "периков" не осмелился вытащить едва дышавшего от холода Бастрюка. А был конец октября. Простудился Саша Бастрюков. Сильно простудился.
5.
Когда инопланетяне перенесли авианосец из Атлантики в Африку, Дэн Маккаферти находился в отпуске на ранчо у своего отца в Нью – Мексико. Здесь собралась вся их большущщая семья: все братья Дэна – Макс, Хью и Гэс с женами, все дяди – братья отца: дядя Луи, дядя Арчи и дядя Грэм, тоже с женами, его тетками Сарой, Мери-Энн и Луизой… Приехали и бесчисленные двоюродные братья и кузины. В общем, дом был полон народа, и столы к обеду накрывали в саду возле декоративного бассейна. В тот час, когда президент Браун выступил по телевидению, они сидели и ели десерт. Жена Дэна – Элизабет, поглаживая свой восьмимесячный живот, как раз попросила официанта принести еще клубники, как с криком вбежали племянники Боб и Стив, – идите смотреть, идите смотреть, президент объявил о вторжении инопланетян!
