Евгений Константинов - Кабанье урочище
– Как у других-то дела? – поинтересовался Павел.
– У Тапира всего три окуня. У Волгаря вообще ноль. А Стамбул кораблик настраивает.
– Чего это он?
– Увидел под противоположным берегом что-то крупное, а спиннингом даже самую тяжелую приманку добросить туда не получилось.
– Пусть настраивает свой кораблик. А мы пока по мелочи поработаем, – Павел вновь удачно подсек и принялся вываживать очередного толстогубого голавля.
* * *Оглянувшись на очередном повороте, Сфагнум удивился, что сопровождавшая его девушка-егерь отстала совсем немного. И это при том, что уже минут двадцать он бежал по старой дороге налегке – имея за плечами лишь небольшой рюкзачок, а в руке – телескопический спиннинг в чехольчике; девушка же помимо объемистого рюкзака с продуктами тащила еще и автомат Калашникова с запасным магазином в подсумке, пистолет в кобуре, нож….
Он силился вспомнить ее имя и не мог, хотя именно она выставила его в позорном свете, обыграв накануне на публике в бильярд со счетом три – два. И только когда дорога, в очередной раз вильнув, вывела на берег реки, заросшей осокой, он вспомнил, что прозвище сопровождающей его опекунши тоже Осока.
Пробегая мимо довольно симпатичного омута, где вполне можно было начать ловлю, спиннингист чертыхнулся. Сфагнум всегда, на каждых соревнованиях старался отрываться как можно дальше от конкурентов, чтобы сделать первый заброс в одиночестве. И очень часто это приносило успех – пока другие бежали, он успевал «уйти от ноля», другими словами, поймать первую рыбу, что было очень важно для поднятия соревновательного духа. Сейчас забросить без свидетелей не получилось бы – Осока наступала на пятки.
Согласно правилам «Кубка мастеров», егерь-судья должен засвидетельствовать поимку рыбы, но Сфагнума взяла злость: если кто-то там за ним не успевает, это не его проблемы. Егерь же, чтобы не лишиться заработка, вряд ли станет рассказывать, что на какое-то время потерял клиента из вида.
До сих пор Сфагнум бежал вдоль реки по довольно утоптанной дороге, не придавая значения ответвляющимся в стороны тропинкам. Но на очередной развилке у засохшего дерева повернул влево, на еле приметную в высокой траве тропу, судя по карте заповедника, выводящей к извилистой старице. На этой старице он и решил начать ловлю. Если же Осока потеряет своего подопечного из вида, пусть ищет по оставленным следам, кричит «Ау!», он – откликнется.
Несмотря на сапоги, ноги успели насквозь промокнуть от росы, но бегуна это абсолютно не смущало. На других соревнованиях он, не задумываясь и не раздеваясь, переходил вброд речушку или болотце, пусть даже глубина оказывалась ему по грудь, или вообще приходилось плыть – мокрая и грязная одежда его тоже не смущала.
Тропинка, вилявшая между пятнами кустарника и отдельно растущими деревьями, хоть и была сильно заросшей, все-таки полностью из вида не исчезала. Сфагнум в очередной раз оглянулся – его путь четко прослеживался благодаря сброшенной с травы росы, и значит Осока, если не полная дура, ни в коем случае не должна его потерять.
Судя по прошедшему с момента старта времени, до старицы оставалось рукой подать. После каждого поворота Сфагнум надеялся, что вот-вот окажется на ее берегу, что наконец-то сделает первый заброс. Но тут дорожка вновь раздвоилась. Логичней было бы повернуть направо, где текла Скорогадайка, но спиннингист, словно из принципа повернул в другую сторону. И через каких-то пятьдесят метров выскочил на берег. Вот только навряд ли это была та самая старица. Скорее, небольшое озерцо или даже яма, поверхность которой была затянута слоем ярко-зеленой ряски, и лишь на противоположном дальнем конце ее имелось крохотное окошко чистой воды.
Закрепляя катушку на рукоятке спиннинга, Сфагнум был уверен, – там-то, в этом окошке рыба и должна схватить его приманку. Но по опыту знал, что хищник мог держаться и под ряской. Ему доводилось ловить щук, атаковавших резиновую имитацию лягушки, оснащенную двойником, проводимую по поверхности ряски. Правда, щука чаще промахивалась, либо срывалась, да и сама ловля выглядела не слишком эстетично, но на что не пойдешь во время соревнований, когда в других, чистых местах рыба вообще не клюет.
Он привязал к леске проволочный поводок и для начала пристегнул к его противоположному концу так называемый «глиссер» – пластмассовую приманку в виде лодочки с торчащим вверх одинарным крючком, на который был надет резиновый червячок. Такая конструкция позволяла провести глиссер без зацепов не только по поверхности ряски, но и среди кувшинок, среди торчащей из воды травы, а червячок своей вертлявостью должен был соблазнить подводного хищника на атаку.
Сфагнум поднял спиннинг строго вертикально, сосредоточился и прицельно забросил приманку. Она, полетев по плавной дуге, шлепнулась на ряску чуть дальше окошка чистой воды – как раз то, что надо. Спиннингист начал медленно вращать ручку катушки, леска натянулась, и глиссер, проскользнув по ряске, лег на воду, создав на ней легкое волнение. Сфагнум был уверен, что на такую приманку кто-нибудь обязательно отреагирует, но секунды текли, а из глубины никто не выныривал. Надо было продолжать поводку, и он все так же медленно крутил катушку, размышляя, стоит ли здесь задержаться, чтобы повторить заброс в окошко или бежать дальше, пока его не успела настичь Осока.
На глиссер кто-то набросился у самого берега. Сфагнум уже собирался его вытащить, когда на другом конце снасти неожиданно образовалась тяжесть, а мысль, что это зацеп отпала сразу же после раздавшихся всплесков. Да какой там зацеп! Создалось впечатление, что кто-то вознамерился не только лишить рыболова приманки, но и вырвать из рук спиннинг.
Случись такое на открытой воде, Сфагнум немедленно ослабил бы фрикционный тормоз, чтобы натяжение лески не достигло критического предела, а попавшаяся на крючок рыба, получила возможность немного «погулять» и утомиться. Но здесь потенциальный трофей сразу бы юркнул в густоту водорослей, в которых запутал леску. Поэтому Сфагнум ни в коем случае не собирался давать слабины. Упрямый противник не торопился показываться из воды, возможно, уже успел обмотать леску на траву или корягу, и поэтому спиннингисту пришлось приблизиться к самому урезу воды и, прихватив пальцами натянутую леску, заскользить по ней вниз. Он надеялся добраться до головы хищника и схватить его либо за глаза, либо за жабры – у Сфагнума, как и у многих спортсменов, имелся подобный опыт. Но то было на привычных водоемах…
Его кисть опустилась в довольной толстый слой ряски, и тут скользившие по леске большой и указательный пальцы пронзила дикая боль. Сфагнум взвыл и с большим трудом выдернул из воды руку, на которой что-то повисло. Это «что-то» больше всего походило на облепленный тиной сдутый футбольный мяч, только с шевелящимися отростками, один из которых вцепился спиннингисту в пальцы. Забыв про спиннинг и продолжая кричать, Сфагнум затряс рукой, но «мяч», довольно тяжелый, никак не отцеплялся.
