Вадим Каплун - Шпоры для лабы
Я вскакиваю с кресла:
- Ты не Ломакин! Кто ты?! Сними маску! Сними маску, гад!
Бросаюсь на него. Но это уже не Лом, это Яна. Она что-то говорит, а лицо ее течет и искажается. И боль, боль пополам с тоской... А передо мной уже мамино лицо. "Ты прежний. Сила и правота... Вновь ложь, вновь смерть. Палач. Ты не сын мой!.."
Лица расплываются, дрожат, кричат, плачут. Веселый космос, я не могу больше, меня же наизнанку выворачивает! Зачем?! Зачем все это нужно?! Что мне делать?!
- Что мне с ним делать прикажете? - голос тетушки. Только голос. Темно. Лежать неудобно, нос во что-то упирается. - Старательные мои! Уж лучше умный лентяй, чем усердный кретин.
- Сами говорили, чтобы я страховал. А он метаться начал. В окно кинуться хотел... Я его не удержал бы иначе, - виновато бубнит Герман. Оправдывается. Он оправдывается, а я лежу. На полу. Почему? Я же стоял.
- У него голоса были, идиот, - подает голос старуха. - Ты что, не понял? Совсем отупел у себя на Острове? Ничего, это поправимо.
- Это не голоса... Голоса я знаю... - испуганно бормочет Герман. Когда голоса, тихо сидят. А этот...
- Не привык еще парнишка, - смеется тетушка. - Ничего, скоро привыкнет.
Я присел. Свет в комнате казался тусклым и неправильным. Было странно, было больно и было очень-очень пусто. Голова не думала. Снова они... Даже здесь. Не укроешься, не уйдешь от них. От кого? Голоса... Картинки. Почему они говорят, отчего им нужен именно я, откуда они все знают? Они вернутся... Что я отвечу им? И смогу ли ответить вообще?
- Вот видишь, Вик, - голос тетушки звучал задушевно, почти ласково. Всем сначала приходится тяжело. Это нелегко - заглядывать к себе в душу, слушать голос своей совести. Мы учились годами. Теперь, Вик, все зависит только от тебя. Нам ты больше не нужен. Ты для нас больше не опасен, мы отпускаем тебя. Вся Лаба твоя, а впереди много месяцев, а то и лет каникул. Учти - планета закрыта, связь с дальниками для тебя невозможна, а на космодром ты не попадешь. Отдохни, подумай... И помни, кроме нас тебе никто не поможет. Декан далеко, мы близко. Помоги нам, и мы поможем тебе, избавим от кошмаров, от призраков, от голосов. Мы знаем, как это сделать...
- Остров! - прохрипел я. Не знаю, как догадался. Хотя, ответ напрашивался.
- Да, Остров, - легко согласилась тетушка. - Это лишь малая часть того, что мы можем тебе дать. Мы дадим тебе идею, подарим веру - силу несравнимую ни с чем! Ты вытравишь в себе сомнение и каждый шаг твой будет справедлив и безупречен. Воля твоя, лишенная колебаний, превратится в крепчайший сверкающий кристалл. Ты ощутишь власть над временем и пространством, власть над людьми. Ты сам станешь совестью и будешь диктовать свои законы...
Она смотрела сквозь меня, сквозь стены дома и ночное небо, в бесконечность и мрак был в ее глазах. Она почти кричала. Она слышала только себя. И я даже в чувство пришел.
- Нам не нужна техника! Мы даем человеку силу духа, мы делаем из него сверхчеловека! Наша идея правит Лабой! Разве у нас плохо, Вик? Вспомни другие миры Сообщества. У нас не страшно ходить вечерами по улицам, тебя не оскорбит пьяное быдло в баре, здесь почти нет пьяных, хотя вина у нас хватает. Мы не ссоримся по пустякам, у нас нет собирателей и накопителей, праздных лентяев и болтунов. Мы стремимся к тому же, что и Земля - к счастью для всех. Но каждому свой путь, и мы хотим идти своей дорогой.
- Каждому свое! - отчеканила Элеонора.
- Как Радость, - криво улыбнулся я.
- Далась тебе Радость! Мы согласны с ней в одном. Довольно контроля! Мы желаем самостоятельно решать свои проблемы. Не хотим, чтобы за нас думали магдалиане и пелерийцы. У нас с ними разная кровь. А кровь и корни нашего народа в этой земле!
Кровь... Снова кровь! Далась им она. Что-то было такое, страшно давно. Кровные узы, раса, нация. Интересы нации превыше всего. Несогласных выродков - в печь! "Лаба, Лаба, юбер алес..." Избранные богом, осененные высшим знанием, а на деле, не мечтающие ни о чем кроме власти. Не над временем и пространством. Над людьми. Воспитатели...
- Бесполезно, Натали, - Элеонора ненавидяще смотрела на меня. Отличный образчик! - Он же умница! Зе-е-емлянин! Пусть пообщается...
Она неожиданно улыбнулась. Как кукла, одними губами. Потом встала и вышла из комнаты. Герман, торчавший в дверях, исчез. Тетушка поднялась.
- Не знаю, что из всего этого получится, но запомни - если ты поможешь нам, то покинешь Лабу очень скоро. А если пожелаешь остаться, Остров всегда будет открыт для тебя. Остров и многое другое. Но учти - нам нужен Медальон. Все остальное можно позже, но Медальон сейчас. Думай!
Она ушла. Я сидел на полу и не мог подняться. Дико хотелось пить, а еще лучше поспать, но спать было невозможно - голова грохотала и плавилась. Я тупо следил за убирающимся в комнате полотером Апполинарием, а потом неожиданно для себя спросил:
- Ап, а отчего планета называется Лабой?
Кибер, не останавливаясь, прогудел:
- Лаборатория... Сокращенно. Эта планета была раньше... Цепеж. Величайший из великих. Лаборатория...
- Вот как! Оч-чень интересно! Значит, я сподобился вам, Симонов, в качестве голоса совести... Отрадно слышать! Уважаете старика! - Ломакин снял очки и потер рукой лицо. Под глазами чернели круги. - А то, я сначала подумал, что одни мертвецы являются... М-да!
Я пожал плечами. Ломакин не верил. Я сам вначале не верил.
- Что ж, - декан откинулся в кресле. - Общая картина ясна. Бустерам требовался источник информации. Арнольда они использовать не могли и решили его смертью шантажировать вас. На пушку брали!
Я удивленно посмотрел на декана. Причем здесь пушка? Какая пушка? Нейтронная, рентгеновская, квантовая?
- Шантаж! - пояснил декан. - Все, что говорилось относительно вашей вины - ерунда! Арнольду просто не хватило умения и выдержки. Мы виноваты. Надо было посылать профессионала другого уровня. И катастрофа на орбите... Вы тоже ни при чем. Никто не предполагал наличия крейсеров... А Яна... Вы же не маленький, Симонов, сами должны понимать! Яна выполняла приказ. А приказ был - устранить вас. Кто его отдал, думаю объяснять не надо.
Да, я все сделал правильно. За последние сутки я повторил эти слова тысячу раз, но так и не смог убедить себя до конца. Незримые вирусы сомнения разъедали душу и возвращались ко мне голосами совести...
В комнате моей все оставалось по-прежнему: неубранный диван, выдвинутый на середину комнаты, объем-экран видео, коробки из-под тоника, разбросанные по полу, голография Саньки Портнова в пилотском комбинезоне, прилепленная на стену. И кресло у окна, в котором кто-то сидел.
- Я опять пришла к тебе, Вик...
И начался тоскливый кошмар, тягучий бред, страшный сон без пробуждения. Пробуждения и не могло быть, потому что не имел этот сон ни конца, ни начала. Только серый сумрак, смутные лица и выворачивающее душу бормотание. И так долго-долго. Миллиард лет. Бесконечность.
