Марина Наумова - Бэтмен
— И у вас есть свидетели? — издевательски поинтересовался сиреневый клоун.
— Да, есть. — Хелди старался вклиниться в толпу журналистов, чтобы те хоть ненадолго оттеснили Джокера; но ему это не удавалось: слишком многим из них хотелось посмотреть, что за комедию будет ломать размалеванный чудак, и они специально оставляли ему свободное место. Джокер знал, что так будет, поэтому он так и вырядился. Разве клоуны не были всегда симпатичнее публике, чем летучие мыши и прочая нечисть?
— Что-то эти свидетели вызывают у меня подозрения, — дурашливо продолжил Джокер, наступая на Хелди.
В группе журналистов снова засмеялись.
„Пропал!“ — понял Хелди.
— А вы их видели? — крикнул кто-то из толпы.
— Да, кто видел, как Гриссем подписывал документ?
Шутки шутками, а работа работой… Забегали по бумаге ручки, вылезли вперед микрофоны.
„Сейчас что-то произойдет“, — вдруг явственно ощутила Вики и снова оглянулась, выбирая путь к отступлению.
Незаметно для других девушка дернула Нокса за рукав и жестом предложила уйти, но нет — он был слишком поглощен своей новой „охотой“.
Вики вздохнула и решила остаться.
— Я был там! — решительно заявил клоун и снова засмеялся. — И я видел все… Этот Гриссем взял блокнот в свою мертвую руку, — при этих словах многие поняли, что шутка начинает исчезать, но такова уж натура возможный скандал только подлил масла в огонь. Отогнать журналистов от Хелди и клоуна не смогло бы сейчас даже стихийное бедствие.
— И расписался собственной кровью, — продолжал свою жуткую шутку клоун. Было видно, как наливаются кровью его подведенные гримом глаза. Он сделал это вот этой самой ручкой… — тон его становился все более угрожающим, и никто уже не удивился, когда прозвучало резкое:
— Пора платить по счету, Хелди!
Тотчас подбежал второй клоун. В его руках уже был автомат.
Шутки кончились. Начиналось представление в совсем другом жанре.
С криками журналисты бросились врассыпную.
Хелди остался один перед двумя убийцами.
Улыбка Джокера стала зловещей. Пощады можно было и не просить.
— Перо воистину сильнее меча… — бросил он последнюю „глубокомысленную“ фразу. И с силой воткнул ручку в горло Хелди.
Затрещала автоматная очередь.
Через секунду вместо самодовольного наследника президента преступного синдиката Хелди на ступенях лежал изрешеченный пулями труп. Над ним довольно хохотал Джокер — новый кошмар Готэма.
Насладившись видом поверженного врага, он снял шляпу и дал команду стрелять по толпе: если хочешь внушить людям ужас — не мелочись…
Визг и крики заполнили улицу.
Вдруг Джокер увидел: один из кретинов спокойно стоит и рассеянно смотрит прямо в его изуродованное лицо.
Такой наглости Джокер стерпеть не мог. Этого идиота следовало застрелить лично.
„Брюс, беги!“ — чуть не закричала Вики, увидев направленный на любимого человека ствол. Крик застрял в ее горле — как в страшном сне, она только безмолвно открывала и закрывала рот.
Все кругом бежали в разные стороны, двигались, а изображение Вейна, казалось, замерло.
Девушка смотрела во все глаза, как Джокер целится, — и ничего не могла сделать.
Сколько времени длилось это ожидание? Ей показалось, что целую вечность…
Наконец Джокер выстрелил.
Для него прошло всего несколько секунд. После выстрела Джокер потерял к этой жертве всякий интерес и не заметил одной очень важной детали…
А зря.
Будь он внимательнее, ему многое удалось бы понять в тот момент.
Пуля угодила Брюсу Вейну прямо в грудь, туда, где за тонким слоем мышц и ребер билось сердце.
Попала — и отскочила.
„Наверное — осечка“, — с облегчением вздохнула Вики.
„Надо уходить отсюда, пока никто не догадался“, — подумал Вейн, трогаясь с места.
Он узнал Непьюра и задержался потому, что не мог поверить собственным глазам. Теперь все надо начинать с начала…
И он поспешил прочь.
Тем временем другие журналисты осаждали мэра. Старик плохо себя чувствовал и не испытывал никакой радости от общения с ними. Тем более, что он сам уже не был уверен в правильности своего решения.
Праздник — хорошее дело, но скандал на нем — происшествие ужасное и непоправимое. Гарантировать же отсутствие последнего, судя по недавним событиям, не мог никто.
Казалось бы, с исчезновением Гриссема — „корня зла“ — в городе должен установиться порядок. Но получилось наоборот. Во всяком случае, раньше клоуны не убивали средь бела дня при толпе свидетелей уважаемых людей, пусть даже наследующих предприятия известных бандитов.
— Как вы считаете, — допытывались у него, — не скажется ли это событие на проведении торжеств по поводу двухсотлетия города?
Ох уж эти торжества… Мэр уже жалел, что затеял это празднование. Но разве мог он теперь отступить?
Если мэр будет менять свои решения каждые двадцать четыре часа, его никто не станет уважать. А потеря престижа, разумеется, не входила в его жизненные планы.
Но что будет, если столь поддерживаемый им праздник принесет только неприятности? Согласитесь, клоуны с автоматами, расстреливающие праздничную толпу, — это неприятно… Здесь было над чем задуматься, но когда он мог этим заняться, если совещания, банкеты и приемы отнимали все его рабочее и личное время?
— Фестиваль не остановить, — уклончиво ответил он и нарвался на новый вопрос.
— Как вы считаете, мэр, полиция прекратит это безобразие?
— Разумеется…
— А Бэтмен?
„Бэтмен!“ — застонал про себя мэр.
Летучая Мышь просто не укладывался в его сознании. Он даже не знал, что об этом думать.
И бывают же на свете такие гадкие проблемы: наверное, жизнь сочиняет их с единственной целью — отбирать спокойствие у государственных мужей…
Бэтмен… Ну что он мог сказать об этом Бэтмене?!
Ничего. Поэтому он ничего и не сказал.
— Бэтмен, — произнес Джокер, сидя в своей комнате.
Это имя, или кличку, он повторял, как нехорошее заклинание: с отвращением, смешанным с уважением.
Бэтмен был его создателем. Бэтмен был его проклятием. Бэтмен был единственным существом на земле, кого Джокер согласился бы на равных признать своим соперником, правда, только в глубине души. Но прочие должны считать, что он презирает этого крылатого негодяя.
Джокер уважал в этом мире только одного человека — самого себя. Но если не ошиблись те, кто утверждал, что бояться и уважать — одно и то же, то таких людей было двое. Признаваться в этом Джокер не хотел даже сам себе.
Как же так, он — самый умный, самый изобретательный, находчивый и так далее — уступит какому-то Бэтмену? Да полно, не смешите!