Фриц Лейбер - Зеленое тысячелетие
В ту же секунду игла голубого света пронизала темноту позади него. Она разрезала бревно, на мгновение вспыхнула красным в нескольких метрах выше дома и погасла.
Какое— то время балка держалась, затем медленно сползла вниз. Дымоход лениво рассыпался. Снизу донеслись крики и чей-то визг. Крыша дома Экли съехала сантиметров на тридцать и замерла. Грибом взметнулась пыль.
А Фил уже мчался по улице к такси, припаркованному в нескольких домах от него. На ходу он заметил, что чем бы ни были эти ортосы у парней Мо Бримстайна, очевидно, у друзей доктора Ромадки они тоже имелись. Кроме того из головы не выходила мысль о тех, кто остался на сдвинувшемся чердаке. Ему казалось, что до слуха доносятся громогласные проклятия Юноны.
А вот и такси.
— В «Сверхзвуковой», — бросил Фил водителю. — Это нечто вроде ночного клуба.
— Да уж знаю, — сказал тот, и в его голосе почувствовалась некая грусть. Он остановил на Филе печально-безропотный взгляд, которым глядел на тех, кто, несмотря на увещевания, все же упрямо устремлялся к гибели.
IX
Единственным, что слышал Фил, спускаясь по темному пандусу в ненамного более светлый «Сверхзвуковой», был чей-то знойно-меланхоличный голос, певший «Блюз конца века». На пороге не было ни живого швейцара, ни робота, и •навстречу не торопилась хозяйка. По всей видимости, считалось, что посетители сами знают дорогу.
А их было много. Они сидели небольшими группами и настороженно молчали, словно издеваясь и бросая вызов бешеной суете своего времени и мнению, что такая суета приведет к любому исходу. В углах не стояли театрализованные музыкальные автоматы, не сверкали телеэкраны, в кабинках, по-видимому, отсутствовали портативные передатчики. Четыре живых музыканта тихо наигрывали на допотопных джазовых инструментах, и единственное янтарное пятно от прожектора падало на обманчиво-томную кофейного цвета певицу. Ее расшитое блестками платье закрывало тело вплоть до запястий и подбородка.
Мне сегодня тяжко, дорогая,
Саднит мое сердечко, родная…
Молодой человек и девушка вышли из противоположных темных углов и увидели друг друга. «Котенок!» — воскликнул он. Она, замерев, стояла, пока он не подошел и не дал ей оплеуху, отчего ее голова в рыжих кудряшках откинулась назад. Затем она прокричала: «Любовничек!» — и ударила его в ответ. Фил видел, что глаза парня расширились от удовольствия, а на щеке заалело пятно. Пара ритуально сплела руки и удалилась.
Ах, родной, кто мне поможет,
Когда мир, вконец отвязанный,
Лунно— пьяный, космосвязанный,
Уж сто лет исходит дрожью,
Может…
В этот момент Фил заметил отблеск черных волос Митци Ромадки и ее пелерину в самом дальнем углу комнаты. Он направился туда, внезапно почувствовав себя несколько неловко.
Туфли на «платформе» — мой тяжкий груз,
Новость любая — обуза из обуз
И
Я пою в конце столетья,
В конце тысячелетья
Свой печальный
Блюз…
Когда публика скорее приветственно прошелестела, нежели зааплодировала, Фил остановился в метре от столика девушки. Она была без вечерней маски и сидела с тремя молодыми людьми, которые держались как-то подчеркнуто отчужденно, словно наказывали ее за что-то, и производили впечатление гораздо большей загадочности и суровости (отличительной черты этого кабака), чем все остальные. Они держались со спокойным достоинством убийц.
Митци, повернувшись, чтобы проследить, куда они смотрят, подскочила с восторженным возгласом: «Фил!» Однако в ее глазах отразился страх. Она приблизилась к нему и довольно чувствительно потрепала левой рукой по щеке.
Он вскинул руку, чтобы ответить ей тем же, но заколебался и, преодолев себя, осмелился лишь прикоснуться. Она бросила на него мрачный взгляд, затем, повернувшись к молодым людям, широко улыбнулась и весело произнесла:
— Ребята, это Фил. Фил, познакомься — Карстерс, Ллевелин и Бак.
Голова Карстерса, вытянутая кверху, была похожа на грушу. На шее блестела тонкая цепочка, но это не производило впечатления женоподобности. Он лениво отозвался на слова Митци:
— Так это и есть тот идиот, которому ты разболтала о наших планах на сегодня?
Негр Ллевелин держался, как чистокровный англичанин. Он произнес:
— Ты, кажется, сказала ему, что мы заглянем сюда попозже? Удивительно, как это он не притащил на хвосте полицию.
Бак, с ястребиным лицом, говорил с провинциальным акцентом. Казалось, что он выучился говорить по записям.
— Полиция пока что никого здесь, в «Сверхзвуковом», не ловила, — отметил «провинциал». — Не здесь, Оти! — Последнее замечание относилось к худющему шелудивому псу, высунувшему голову из-под его ног и тявкнувшему на Фила.
Тот облокотился на стол, поставив руку рядом с высоким узким графином, и обратился к Митци:
— Удивляюсь, что вас можно застать в столь тихом месте. Я ожидал увидеть наркотики, поножовщину и голых женщин.
Митци резко повернулась к нему.
— Что до наркоты — то что, по-твоему, мы пьем? — гневно сказала она. — Что до поножовщины — погоди А что касается голых женщин, ты, любитель смешанной борьбы, то если Карстерс, Ллевелин или Бак положат глаз на какую-нибудь, я просто подойду и сорву с нее одежду!
Конец тирады она произнесла, глядя мимо Фила. Он повернул голову и увидел мисс Фиби Филмер с заметно напуганным молодым человеком. Сама же Фиби, в зеленовато-желтом вечернем платье, до половины открывавшем грудь, казалась еще испуганнее. Лицо было того же оттенка, что и ее зеленоватые волосы. Возможно, она услышала последнее замечание Митци и, когда, повернувшись, узнала Фила, к ее испугу добавилось изумление. Фил улыбнулся ей с несколько деланным ободрением. В этот момент спутник Фиби указал на пустую кабинку в конце зала, рядом с дверью, и оба поспешили туда, словно в убежище, с готовностью мелких жуликов, взявших на себя слишком много.
Фил вполне освоился. Он перенес от соседнего столика свободный стул, нашел пустой стакан и наполнил его из графина. Ллевелин, у которого, как и у всех остальных, было налито сантиметра полтора на донышке, поймал взгляд Бака и картинно закатил глаза к потолку Полумесяцы белков жутковато светились под зрачками.
— Просто сорву, — с силой повторила Митци. Карстерс тихо, но уничтожающе-холодно произнес:
— Митци, кончай изображать заботливую мамочку — Ллевелина, Бака и мою. — Он аккуратно провел рукой по волосам, точно так, как в старину судья поправлял парик перед вынесением приговора. — Совершенно очевидно, что ты выболтала наши планы этому идиоту, а он рассказал полиции, вот они и дожидались, пока мы перевернем первого робота-торговца.