Гордон Диксон - Мир иллюзий
— Но потом все изменилось, не так ли? — подсказал Фелиз.
— Да. Видишь ли, наряду с нашей партией, существовала еще одна планетарная политическая партия, известная, как Авторитарная партия, члены и сторонники которой ратовали за жесткую централизацию управления. Разногласия между этими двумя партиями были настолько острыми, что некоторые не слишком умные люди опасались, как бы этот затянувшийся спор не перешел в войну.
— По-вашему эти люди не слишком умные? — уточнил Фелиз.
— Да, — ответил Эль Хоска. — Ибо, разумеется, ни о какой войне не могло быть и речи.
— Это почему же, интересно знать? — мягко усведомился Фелиз.
— А потому, что отцы-основатели этого мира издали замечательный закон о генетическом и психологическом оздоровлении наций. На протяжении нескольких поколений у детей с самого раннего возраста воспитывалась в духе эмоционального неприятия самой идеи массового насилия.
Фелиз удивленно вскинул брови.
— Однако, — продолжал Эль Хоска, — противоречия с Авторитарной Партией оказались столь неразрешимыми, что у нас попросту не оставалось иного выхода, как отправить всех ее членов в Ковентри[2].
— Вот как? И где же это находится? — спросил Фелиз.
— Нигде. Я просто выразился фигурально, использовав старомодное английское выражение, — пояснил Эль Хоска. — Оно означает, что мы объявили им бойкот и перестали обращать на них внимание. Занимались исключительно своими делами, делая вид, что тех, кто не согласен с нашей точкой зрения, попросту не существует. Это была жесткая, вынужденная мера, вызванная сложившейся на тот момент ситуацией. Но мы и представить себе не могли, во что это все выльется.
— Будь я проклят! — не выдержал Фелиз, резко останавливаясь и оборачиваясь к мэру. — Так, значит, вы все-таки понимаете, что произошло?
— Разумеется, — кивнул Эль Хоск. — Они все умерли.
— Умерли, — тупо повторил Фелиз.
— Да, — горестно вздохнул Эль Хоска и побрел дальше. Опомнившись, Фелиз сорвался с места и в два прыжка нагнал его. Эль Хоска же тем временем продолжал говорить: — Вымерли, как динозавры на нашей исторической родине. Увяли, подобно полевым цветам, лишенным солнечного света и благодатного дождя. Мы заметили, что их становится все меньше и меньше; и в конце концов пришло время, когда нигде уже не было видно ни одного из них.
— А что же стало с трупами? — мрачно спросил Фелиз.
— Полагаю, — спокойно отозвался Эль Хоска, — что сначала их хоронили покуда еще остававшиеся в живых сородичи. А останки тех немногих, кому удалось протянуть дольше других, истлели и превратились в пыль под воздействием естественных сил природы. Учтите, это было много лет тому назад. Не думаю, что кого-либо еще можно разыскать. Скорее всего, они давным давно покинкли города, отправляясь на поиски себе подобных. И никого не находя, продолжали упрямо идти вперед, пока наконец не падали замертво.
Фелиз взглянул на него и открыл рот, собираясь, очевидно, что-то сказать, но передумал. И все же затем открыл его снова.
— Послушайте, — сказал он.
— Да? — любезно отозвался Эль Хоска. К тому времени они уже добрались до городских окраин и ступили на вымощенным пластиком тротуар.
— Вы считаете себя человеком непредубежденым, не так ли? предположил Фелиз.
Эль Хоска снова улыбнулся.
— Непредубежденость является одним из самых важных элементов нашей культуры, — ответил он.
— И при случае вы смогли бы признать право на существование за некой теорией, полностью опровергающей вашу традиционную систему верований?
— Ну разумеется, мальчик мой.
— Тогда крепитесь, — сказал Фелиз. — Помните тех ваших прежних политические оппонентов? Так вот, они не вымерли. Все это время они жили рядом с вами, действуя теми же методами, что и вы, и также приучая своих детей не видеть ваш народ.
Эль Хоска не рассмеялся в ответ на это, но и взволнованным он также не казался. На его старческом худощавом лице застыло выражение вселенской скорби.
— Значит, — вздохнул он, — и ты туда же. Скажи честно, — он взял Фелиза за рукав. — Скажи… ты ведь тоже видел людей в странных черных одеждах, не так ли?
— И не только видел. Не говоря уж о том…
— Хватит, перестань, не нужно приукрашивать легенду новыми подробностями, — мягко прервал его мэр. — К сожалению, у моих людей подобные галлюцинации возникают сплошь и рядом. До сих пор очень многие обращаются ко мне, ища избавления от этих навязчивых видений. Некоторым из них я могу помочь. Другие же, подобно бедняжке Каи Мири… — Он снова вздохнул. — Я могу сказать им лишь то же самое, что сейчас говорю тебе. Галлюцинации являются результатом расового комплекса вины за то, что много лет назад наши предки столь немилосердным образом обошлись с другим народом, обрекая его на страдания.
— Но, — возразил было Фелиз, но Эль Хоска упреждающе поднял руку.
— Я могу понять, что тебе они кажутся вполне реальными.
— Ах, все-таки можете?
— Конечно. И убежден, что досаждают они тебе ничуть не меньше, чем если бы они были настоящими, живыми людьми.
— Пожалуйста, не могли бы вы повторить это еще раз, — мрачно сказал Фелиз.
— Разумеется. Я не хочу, чтобы ты подумал, будто бы я ничего не понимаю. Я охотно верю, что они досаждают тебе не меньше, чем настоящие люди.
— Спасибо.
— Но уж я-то знаю, что они совсем не настоящие. На самом же деле они являются чистейшим плодом твоего воображения. И повинны в этом твое уязвленое самолюбие и подсознание. На самом же деле — и уж можешь мне поверить, я много повидал на своем веку и знаю толк в подобных вещах — тебе даже нравятся те неудобства, которые они тебе причиняют. Именно поэтому ты и создаешь себе эти образы.
— Чушь, — отмахнулся Фелиз.
— Поэтому когда я говорю, что все понимаю, не нужно воспринимать это, как невежественное сострадание к тем неудобствам, которые там сам себе создаешь. С моей стороны было бы высшей степени неразумно испытывать жалость к человеку, который на самом деле забавляется столь нелепым образом — и к тому же еще кичится слабостью своего духа. Ты даже представить себе не можешь, как далеко может завести человека подобная привычка идти на поводу у собственных иллюзий.
— Ну, я даже не знаю, что сказать, — проговорил Фелиз.
— Зато я знаю, — продолжал Эль Хоска. — Однажды ко мне пришел человек, который верил — обрати внимание, искренне верил — что его случайно подстрелил один из этих воображаемых фантомов.
— Просто невероятно!
— И тем не менее, это так. Причем, иллюзия была столь сильна, что у него на теле даже появилась сильно кровоточащая огнестрельная рана. Собрав последние силы, он пришел ко мне за помощью. Разумеется, я сделал для него все, что мог — все признаки истерического состояния были на лицо прибегнув к немедленно гипнотерапии; однако, кровотечение не прекращалось, а затем он вдруг побледнел и умер.
