Сборник - Фантастика, 1991 год
Юлий Семенович еще чувствовал слабость, говорил, не сразу находя нужные слова.
– Срочно сообщите в центр, что кристалл и есть тот излучатель. Мы должны проследить и определить его влияние на Покровского. Отдайте распоряжение подготовить аппаратуру и вести наблюдение круглосуточно.
Прибыли сотрудники из Медицинского центра, их разместили недалеко от дома Покровского. Решили, что непосредственное наблюдение проведут Климанов и Яронских.
На четвертые сутки, в одиннадцать часов ночи, больной стал проявлять беспокойство, казался возбужденным, осматривался по сторонам, а затем как бы по чьему-то приказу встал и, словно сомнамбула, направился к тайнику. Достал кристалл, вызвал изображение Нефертити, заговорил:
– Я еще жив… ну, ответьте… жив? Или мне чудятся близкие, кажется, они посещают меня… и моя Анна… Но их нет… они там…
Взгляд больного несколько оживился, стал более осмысленным.
– А! Мои картины… посмотрю…
Он достал со стеллажа картины, посмотрел, перебрал рисунки. Бросил все в беспорядке, присел на стул, не сводя взгляда с изображения царицы.
– Да-да, знаю - должен работать, работать… видения, одни видения… устал…
Больной пошатнулся, кристалл выпал из рук, исчезло изображение царицы. Климанов и Яронских все это время находились в мастерской, скрытые ширмой. Действие излучателя быстро сказалось на их самочувствии.
Владислав потерял сознание. Яронских приставил аппарат “отключения” к его затылку. Теперь Владислав будет жить во сне… теперь можно…
ЖИЛ ТАКОЙ ПРОФЕССОР СЕДОВ…
Эта загадочная история несколько лет волновала ученых, но в конце концов, как и многое на свете, забылась. Некоторые пришли к мысли, что в основе своей это выдумка. Но они были не правы. Один из немногих друзей Седова и после смерти ученого продолжал утверждать, что в этой истории нет и капли вымысла.
Прожив несколько лет в странах Африки, Седов дольше всего находился в Египте. Он был, что называется, ученый-универсал: психолог, археолог, историк, врач и, помимо этих, имел еще немало других специальностей. В научной работе ему помогало знание многих, в том числе древних, языков, а в письменности Египта он разбирался словно в отечественном букваре. Он не любил сенсаций, не публиковал свои труды скороспелыми, они должны были, по его мнению, прежде чем “увидеть свет”, “отлежаться”, “обрасти” убедительными аргументами.
Седов был человек не только серьезный, но даже в какой-то степени и нелюдимый. Всю силу страсти, привязанности, верности он отдавал науке и презирал “выскочек” от науки, болтунов и людей “поверхностных”. Он был порой резок, непримирим к ним, отчего имел немало врагов. О своих открытиях он помалкивал до той поры, пока его, как он выражался, “не припекало”. По воспоминаниям друга, Седов после возвращения из Египта засел в “домашней лаборатории”. Научные учреждения - академия и институты оказывали ему всяческую поддержку. Самая бурная научная деятельность Седова началась, пожалуй, с момента его знакомства с Яковом Покровским, дядей Владислава Покровского. Встретились они в Египте. Некоторое время работали вместе, но ничего не публиковали и, более того, свои изыскания держали в тайне. Затем они расстались; друзья не очень уверенно предполагали, что размолвка произошла из-за немого, о чем в то время Седов упомянул лишь мельком, не вдаваясь в подробности.
Когда Яков Покровский умер, Седов ездил к его родным, и друзья помнят, что, возвратившись оттуда, он однажды показал им рисунок, найденный в Египте. На нем изображения двух человек и рядом множество знаков. Показав рисунок, он спрятал его в сейф.
– Вот только теперь мне, может быть, удастся развязать этот хитросплетенный узел, а ключ к этому - в рисунке. Но сначала как следует продумаю, не принесут ли.эти знания вред человечеству. Да-да, посмотрю и подумаю хорошенько, стоит ли отдавать все это в руки не всегда разумных людей…
Несколько лет Седов работал со своим немым помощником; друзья не знали, над чем они трудятся. Лишь однажды разговор зашел о стихийности действий массы людей, о влиянии отдельной личности на события. Разгорелся спор, приводились примеры, опровержения. Седов слушал, больше помалкивал и только потом сказал:
– Все ваши разговоры - детские рассуждения. Вот древние психической энергией могли управлять…
Прошло полгода после этой встречи с друзьями, как Седова обнаружили мертвым в его лаборатории. Медицинская экспертиза дала заключение, что он умер во время сердечного приступа - болел уже давно.
Смерть не была насильственной.
Не могли найти немого помощника Седого, он исчез бесследно. Исчезли все труды Седова, ни одной страницы его записей, даже черновика завалящего не осталось. Казалось загадкой, что при современных возможностях расследования не могли найти немого помощника и труды Седова.
ПОХИЩЕНИЕ
Катя приподнялась на кушетке. “Значит, меня похитили…” Она осмотрелась. Комната просторная, с высокими потолками с лепниной. Много растений. Слева на стене, рядом со старинным массивным шкафом, большой гобелен со сценкой в духе семнадцатого века: на лугу хоровод девушек, в тени под деревом собака, с ней играет юноша, радом девушки плетут венки. Цвета розовые, золотистые, зеленые. В углу комнаты высокое трехстворчатое зеркало с туалетным столиком - такое теперь увидишь лишь в музее. Много книг, явно старинных: толстые фолианты в кожаных переплетах со стершейся местами позолотой. Сверху, на полках, вперемежку с книгами, скульптурные группы из фарфора, выдержанные в cтиле всей обстановки.
Катя привычно всунула босые ноги в легкие домашние туфли. Ее платье и белье висели на видном месте. Но пижама на ней чужая… Ее внимание привлекли картины: Ватто, Фрагонар, Буше. Она двигалась по комнате нарочито замедленно, не сомневаясь, что кто-то наблюдает, за ней, глядя на экран. “Пусть поломают голову… небось думали, что я брошусь к окну или стану рваться в дверь и призывать на помощь…” К окну она подошла. Увидела пышные кроны деревьев, клумбы с цветами и пепельно-голубое небо. Обстановка самая мирная. Настораживала лишь тишина - в небе не видно воздухолетов. “Не в темницу же я брошена в разорванных лохмотьях. Вполне в духе времени - плен с полным комфортом, в этих старомодных уютных покоях”.
Но как произошло все это? Ни одного воспоминания… Последнее, что запечатлелось,-ее разговор со школьником. Они стояли у ее картины “Дом в океане”, и мальчик рассказывал, как они с отцом были в океаническом городке неподалеку от Владивостока. “Дальше - ничего, ни проблеска… Нужно думать, как вести себя теперь…, Хочется выпить чая…” Катя прошла в кухню. Создавалось впечатление, что за домом следит добросовестная хозяйка - чистота, в продуктах недостатка нет. “Нужно поесть, не будут же они меня немедленно травить, раз водворили сюда”.
