Анастасия Парфёнова - Танцующая с Ауте
Хмуро повожу ушами. Что-то опять не так. Внимательнее вглядываюсь в ставшее уже знакомым лицо. О, непознаваемая… Что же он сотворил с собой? Под маской непроницаемого ожидания проступает… опустошённость. Что же он сделал, чтобы довести себя до такой степени истощения? Склоняю голову, пытаясь смотреть не только глазами. Мои чувства всё ещё немного заплетаются, да и окутывающие человека тени Вероятностей — здорово затрудняют дело, но тем не менее замечаю, как мерно подрагивает его аура, собирая энергию из воздуха, воды, деревьев. Мощный поток силы из других измерений аккуратно заполняет опустошённые резервы. Bay. Никогда раньше не видела самоисцеления на таком уровне.
Но что могло довести поистине неутомимого дарай-князя до подобного истощения? Он ведь отдал практически всё, что имел, почти убил себя… Ауте…
Медленно поднимаю его руку и провожу ею по своей щеке. Под пальцами мягко искрится магия. Я ещё не полностью восстановилась, но силы переполняют тело, усталости и боли как не бывало. Процессы регенерации идут с пугающей скоростью. Даже горячая пульсация в многократно прокушенной губе прекратилась. Если не считать кое-каких функций, пока ещё блокированных, моё состояние сейчас лучше, чем было последние пять лет.
Удивлённо застываю. Зачем он это сделал? И как?
Не мог, не мог человек настолько познать нечто столь чуждое ему, как эль-ин. Физически не мог. Он просто отдал мне свою силу, всю, что была. Ни один Целитель не обязан делать такое. Более того, это строжайше запрещено. Если ты погибнешь, спасая одного пациента, кто поможет остальным? Такое возможно лишь между самыми близкими друзьями. Почему же он…
«Простите меня».
«За что?»
Ох, люди… Ауте с людьми. Но вот этого конкретного человека я точно никогда не пойму.
Задумчиво грызу ноготь. Коготь, ногти — это у людей, да и то не у всех. Только теперь до меня доходит, что то, что я сейчас вижу, — его аура. Даже когда мы нечаянно касались друг друга, он умудрялся прятать её. Совсем не похожа на ауры других людей, которые мне приходилось видеть. Скорее это напоминает Старейших эль-ин, которые уже не заботятся об изменении своих чувств. Мощная, почти подавляющая сила. Мягкое покалывание, безмятежность и безопасность, которую всегда носят с собой целители. Прозрачно-серая жёсткость, отстранённость, присущая воинам. Образы, всплывающие сами собой, слишком чужды и слишком стремительны, чтобы я могла их уловить. Сталь и зелень. Чернота. Бездонная пустота вакуума. Привкус мяты, пыль, осевшая на сапогах, мягкая тяжесть меча у бедра, дикая степь. Странник. Бродяга.
Прислоняюсь спиной к стене и некоторое время честно пытаюсь разобраться во всём этом. Уши задумчиво стригут воздух.
Предполагается, что чтение ауры помогает разобраться в личности. Как бы не так. Двести — триста лет, и ты уже ничего не можешь понять. То же самое с незнакомыми доселе видами. Читать людей я более-менее научилась, но Аррек даже меньше человек, чем северд-ин. Ничего общего, кроме разве что предков. Странник, бродяга — вот и всё, что можно сказать. Но кем бы он ни был, этот кто-то только что почти убил себя, пытаясь мне помочь.
Сдуваю упавшую на лицо прядь волос. Грязные космы тёмно-русого цвета давно перестали быть великолепной гривой эль-ин, но и в них чувствуется новообретённая сила. С кожи исчезли синяки и царапины, под слоем пыли она кажется гладкой и упругой. Мышцы словно налиты сталью. Когти под слоем грязи сияют внутренним светом. Чувства обострились в несколько раз. Спать совсем не хочется. Подтягиваю колени к подбородку и обхватываю их руками. Сидеть в подвешенном среди ветвей гигантском гнезде и смотреть на совершенные черты дарай-князя — хмм… не самая плохая перспектива.
* * *Время протекает сквозь пальцы бесценными каплями. Почти физическое ощущение беспомощности. Хочется вскочить, сорваться с места, делать хоть что-нибудь. Сижу неподвижно, как научил меня Аррек. Будь я проклята во всех кругах Ауте, если потревожу его сон.
Время ускользает в никуда. Резко выдыхаю. Достаточно этой истерики. Вдох — мышцы расслабляются в медитативном трансе. Удар сердца — я никуда не опаздываю. Все подождут. В крайнем случае с временем всегда можно смошенничать. В самом, самом крайнем случае.
Любуюсь тенями на стенах гнезда. Красота в самом чистом её проявлении.
Внезапно обнаруживаю, что гляжу в серые, с круглыми зрачками глаза дарай-князя. Молчим. Человеческий язык так неуклюж.
Вытягиваю руки и медленно формирую сен-образ, над которым усиленно работала уже несколько часов.
Здесь и мягкое покачивание нашего убежища, и солнечные лучи, пробивающиеся сквозь тонкие стенки, и тонкий, едва уловимый запах моря. Здесь благодарность и удивительная лёгкость в теле, которое больше не болит. Здесь удивление и неодобрение. Здесь совершенство его лица и всепоглощающая усталость. Пыль, осевшая на сапогах, тяжесть меча у бедра. Мята. Зелень и серебро. Бархат черноты. Безграничность дороги.
Аккуратно, точно снова учусь каллиграфии, сворачиваю образ в иероглиф изящной небрежности и с кончиков пальцев направляю его к Арреку.
Тот медленно вытягивает руки, принимает сияющий дар на раскрытые ладони. Слишком хрупкий, чтобы уронить. Слишком колючий, чтобы держать в руках. Образ растворяется в воздухе, но я знаю, что в любой момент Целитель сможет вызвать его снова.
Всё, что могло быть сказано, уже сказано. Пора думать о деле.
Аррек ещё не способен вести нас дальше. Восстановление его внутренних ресурсов идёт быстрее, чем я считала возможным, но ещё пару часов придётся посидеть. Ни он, ни я об этом не упоминаем.
Откуда-то появляются кусочки фруктов, завёрнутые в серебристые листья, и я вдруг понимаю, насколько оголодала. Набрасываемся на завтрак с почти неприличной поспешностью. Некоторое время слышно только сосредоточенное чавканье.
Наконец Аррек откладывает пустой лист и прислоняется к стене.
— Антея-эль, ваш организм очень странно устроен.
Пауза. Куда он клонит?
— Вы без труда изменяете молекулярную, даже атомную структуру тканей, творите просто невероятные вещи со своим сознанием, но когда дело доходит до простой регенерации, особенно если она касается нервных тканей… Здесь что-то не стыкуется. Обычно об эль-ин я слышал прямо противоположное.
Сосредоточенно рассматриваю ещё один ломтик чего-то лимонно-сладкого. Съесть или нет? Со вздохом откладываю лакомый кусочек. Хорошего помаленьку.
— Это особенность моей генетической линии.
— Да? — Тон мягкий, подбадривающий, точно говорящий пытается выманить конфету у трёхлетнего ребёнка. И почему всё время получается, что я отвечаю на его вопросы?
