Андрей Столяров - Боги Осенью
– Нельзя, Рыжик, мой дорогой...
– Почему?
– Потому что оружие не дают, оружие - только берут. Дают - деньги, милостыню, дают покровительство. А меч или кинжал ты должен взять сам...
Она резко захлопнула книгу и поставила обратно на полку.
Хмурая вертикальная складка прорезала лоб.
– Успокойся, сражаться тебе не придется.
– Я - понял, - раздраженно сказал я.
И Алиса высоко подняла брови. Глаза стали синими и холодными, как у чужой.
– К тому же, койотль не знает твоего запаха, - сказала она.
Последняя реплика, разумеется, обнадеживала. Значит, меня койотль, скорее всего, рвать не будет. Я могу спокойно смотреть, как он грызет Геррика и Алису. Она меня очень обрадовала, и особенно тем, что уже в который раз давала понять, какого она низкого обо мне мнения. С другой стороны, что я мог возразить ей на это? Сражаться я действительно не умел, и оружия, даже самого завалящего, у меня не было. Если честно, то оружия я немного побаивался. Оружию свойственно убивать, а убивать я никого не хотел. Но как стать воином, никого не убив, я тоже не представлял. Это была дилемма и, судя по всему, логически неразрешимая. Я, в конце концов, бросил ломать над ней голову. Слишком задумываться о жизни тоже вредно. Начинают мучить разные неприятные мысли - что она, эта жизнь, например, коротка, что она, быть может, наполовину прошла, а ещё ничего не сделано. И что она так и пройдет в бесплодных мечтаниях. Спросят потом: Кто такой Рыжик? - в ответ - ни одного слова. Ни хорошего, ни плохого, никакого вообще. От таких размышлений у меня всегда портилось настроение. Я начинал злиться на себя самого, раздражаться без повода и, как Геррик, бродить по квартире, правда, стукаясь, в отличие от него, об углы предметов. Стукаться обо что-нибудь это вообще мой профиль. Если где-нибудь можно стукнуться, я обязательно стукнусь.
Возразить Алисе мне было нечего. И однако, несмотря на её несколько пренебрежительное отношение, - может быть, и не пренебрежительное, но снисходительное, как к ребенку, это уж точно - несмотря на жутковатый сквозняк, повеявший внезапно в моей жизни - сквозняк, вероятно, рождающийся из не заделанной черноты какого-нибудь другого зеркала, несмотря на то, что бородавчато-шишковатый койотль, видимо, шумно принюхиваясь, разыскивал нас по всему Петербургу, - несмотря на все это я чувствовал себя, как никогда раньше. Рядом был Геррик, сжимающий рукоять Эрринора, рядом была Алиса, посверкивающая необыкновенной синевой глаз, наконец, был и я сам, ещё не разбуженный, как она выразилась, но, кажется, уже просыпающийся. Я все это чувствовал, я это знал, у меня, как в детстве, звенело и надрывалось сердце, холод прозрачного сентября обжигал легкие, шумела в артериях кровь, и, кажется, впервые в жизни я с нетерпением ждал, когда же наступит следующее утро...
11
Эта идиллия была прервана самым неожиданным образом. Дня четыре после нашего с Алисой разговора о ящерах лупили проливные дожди, выло и грохотало так, что, казалось, сорвет с домов водосточные трубы, ночью я просыпался от вдруг накатывающегося на город обвала воды - лежал и слушал, как хлещут струи, летящие с крыш в глубины двора-колодца. Дом гудел от напора ветра, и даже стены, по-моему, немного подрагивали. Дребезжали стекла, выкрашивалась из пазов старая замазка. Геррик хмурился и часами простаивал у окна, всматриваясь в сырую муть, простершуюся над крышами - в кладбищенский частокол труб, в дрожащий купол собора, плывущий меж ними, как дождевой пузырь. Пальцы его барабанили по подоконнику. Алиса тоже хмурилась и отмалчивалась. По утрам она ко мне больше не приходила, а на высказанную мною по глупости радостную уверенность, что койотля нам теперь опасаться не следует, при таких дождях любой след будет потерян, объяснила, поморщившись, что койотль разыскивает добычу не просто по запаху, - койотль чувствует след пребывания человека в данном месте. Этого никакие дожди не смоют. Он нас найдет, тут вопрос времени.
Алиса оказалась совершенно права. Потому что на пятый день, когда дожди кончились, когда проглянуло солнце, задымился паром асфальт и настроение у нас слегка улучшилось, пролистывая после обеда утреннюю газету, я увидел заметку, которая сразу же бросилась мне в глаза.
Озаглавлена она была "Водителям уже мерещатся динозавры" и рассказывала, что шофер Махоткин такого-то коммерческого предприятия, проезжая по улице Рубинштейна, неподалеку от Малого драматического театра, неожиданно узрел выскочившего на проезжую часть гигантского ящера - резко свернул и врезался в старинную чугунную тумбу на тротуаре. Никто, к счастью, не пострадал. Проба на алкоголь, произведенная сотрудниками ГАИ, дала отрицательные результаты. Между тем, шофер Махоткин утверждал, что это был именно динозавр. Что я, динозавров не знаю? - заявил он нашему корреспонденту.
Улица Рубинштейна - это недалеко от моего дома.
– Ну вот, - сказала Алиса, когда я показал ей заметку. - Ему потребуется ещё дня два-три, не больше.
А Геррик ничего не сказал. Он лишь молча снял со стены Эрринор и переложил его на тахту, чуть выдвинув рукоять из ножен.
Гостей можно было ожидать в любую минуту.
Когда же несколько позже я, нагруженный двумя сумками, возвращался из магазина - магазины теперь были на мне, потому что койотль не мог взять моего следа - я увидел на половине подъема к своей квартире некоего молодого парня, попыхивающего сигаретой.
Чем-то он мне сразу же не слишком понравился: может быть, роскошными черными волосами, рассыпанными по отворотам плаща, или, может быть, кокетливой мушкетерской бородкой, собранной в клинышек и явно ухоженной, или насмешливыми глазами, которыми он меня быстро царапнул. Чувствовалось в нем сильная грация, которой я лично всегда завидовал, - этакая уверенность, проникновенность, которая так нравится женщинам. Этакая пренебрежительность к тем, кто как бы ниже него. И курил он тоже, на мой взгляд, не очень естественно: не затягивал табачный дым в легкие, как настоящий курильщик, а лишь набирал его в рот и сразу же выпускал обратно. То ли берег здоровье, то ли вообще взял сигарету исключительно для антуража.
В общем, симпатии он у меня не вызывал.
И чувство это, по всей видимости, было взаимным, потому что сам парень тоже без особой приязни, равнодушно посмотрел на меня с высоты лестничного пролета и немедленно отвернулся к потекам оконных стекол, якобы изучая двор, вытянутый к небу домами.
Я выбросил его из головы буквально через секунду. И только когда, открыв ключом дверь, подхватил обе тяжеленные сумки и хотел уже пройти внутрь квартиры, вдруг почувствовал рядом с собой чье-то присутствие сдерживаемое дыхание, почти неуловимый поверхностный шорох шагов - и сейчас же что-то острое уперлось мне между лопаток, и командный голос прошелестел:
