Филип Фармер - Врата времени
Это невероятно трудная задача — вызов нам обоим. Но все трудности преодолимы и, как вы думаете, сможем мы быть теми людьми, которые смогут осуществить этот технологический прорыв? Я спрашивал вас об этом, но вы так и не ответили. Мы будем очень, очень важными людьми. Роджер Ту Хокс, вы станете великим человеком, могущественным и богатым, более могущественным и богатым, чем можете представить себе, — Раске встал, подошел и положил руку на плечо Ту Хокса. — Я не знаю, чего вы хотите, нравится вам это или нет. Со временем, надеюсь, узнаю. А пока мы будем работать вместе и как можно лучше. И не забывайте, что мы создаем себе будущее.
Он подошел к двери и задержался, прежде чем открыть ее.
— Спите, Роджер. Завтра утром вы примите ванну, а я обеспечу вас новой одеждой — и за работу! А на досуге подумайте о том, какую выгоду принесут вам эти хлопоты. До свидания!
— До завтра, — сказал Ту Хокс, когда дверь за Раске закрылась, затем встал и пошел в спальню. Кровать была огромной, на четырех ножках и с шелковым балдахином. Он отбросил его, бросился на мягкие подушки и натянул на себя пуховое одеяло. Он должен был признать, что предложение Раске было заманчивым.
Ну, а почему бы и нет? На Земле-2 эта страна такая же, как и все прочие. И ни одной из них он ничем не обязан. А люди, которых он успел немного узнать, пытали его, а потом упрятали в сумасшедший дом.
Квазинд просунул в комнату свое широкое темное лицо и спросил, можно ли ему поговорить с хозяином. Ту Хокс жестом велел ему сесть на край постели, но кинуккинук остался стоять.
— Я не понимаю язык, на котором вы говорили с Раске, — сказал он. Мне позволено будет спросить вас, о чем шла речь?
— Не говори как раб, — сказал Ту Хокс. — Ты должен играть роль моего слуги, чтобы выжить, но это не значит, что мы не можем говорить друг с другом как человек с человеком, когда остаемся одни, — он тщательно обыскал комнату в поисках подслушивающих устройств и ничего не нашел. Но всегда существовала возможность, что в стене имеется отверстие для подслушивания. Он сказал: — Иди же, Квазинд, садись на край постели, чтобы мы могли тихо и спокойно поговорить друг с другом.
Он вкратце рассказал ему о содержании его беседы с немцем. Квазинд долго молчал, нахмурившись.
— То, что сказал этот человек, — правда, — произнес он, наконец. — Вы можете стать великим человеком. Но когда война закончится и вы будете не нужны, что тогда? Вашим недоброжелателям будет легко оклеветать вас, и отобрать у вас ваше знание и лишить положения в обществе.
— В высших кругах так, конечно, и планируют, — ответил Ту Хокс. — Но ты что-то недоговариваешь. Пока ты не сказал ничего такого, о чем бы я сам не подумал.
— Эти люди пытаются превратить в Перкунию всю Европу, — сказал Квазинд. — Однажды все обнаружат, что остался один перкунский язык. Знамена других наций будут сожжены, их история предана забвению. Тогда каждый ребенок в Европе будет считать себя перкунцем, а не иберцем, ранза, блодландцем, аикхивиром.
— А что мы можем с этим поделать? Может быть, так даже лучше. Не будет больше никаких национальных разногласий, никаких войн.
— Вы говорите, как один из них.
— Я не один из них, — возразил Ту Хокс. — Но их цели разумны и логичны. Может быть, мне не нравятся их люди. Но какова же альтернатива? Может быть, у Блодландии цели лучше? Разве кинуккикук не уничтожают своих извечных врагов, инскапинтик и готинозонцев, как только для этого представляется возможность? Разве Блодландия не стремится достичь господства над другими странами? Разве Аикхивия не ждет удобного случая возродить свою распавшуюся империю жестокости?
— Вы сказали мне, что выступаете за полное равноправие всех рас и народов. Вы сказали, что с людьми с черной и коричневой кожей в этой… этой вашей Америке все еще обращаются как с презренными рабами, хотя рабство в вашем мире давным-давно отменено и все добропорядочные люди борются за то, чтобы дать им всем равные права со всеми остальными людьми. Вы сказали…
— Но ведь ты хочешь сказать мне что-то еще, кроме этого экскурса в область этики, — прервал его Ту Хокс. — Ты расспрашиваешь меня, потому что не уверен, можно ли мне сказать это, или нет. Верно?
— Вы видите меня насквозь и читаете мои мысли.
— Далеко не все. Но я на сто процентов уверен, что ты хочешь предложить мне бежать. Ты действуешь в интересах Блодландии?
Квазинд кивнул.
— Я вынужден полностью довериться вам. Если я этого не сделаю, возможности для бегства не будет совсем. А ведь именно этого хотите вы, а не я.
Ту Хокс долгим задумчивым взглядом посмотрел на него.
— А если я скажу тебе, что хочу остаться здесь и работать на Перкунию, ты меня убьешь, правда? Блодландцам я нужен живой, но если они не смогут заполучить меня, то сделают все, чтобы я не достался врагам. Так?
— Я не хочу играть с вами в кошки-мышки, — ответил Квазинд, чувствуя себя довольно неуютно, — вы мой друг; вы спасли мне жизнь. Но ради своей страны я убью вас вот этими руками. А потом постараюсь уничтожить как можно больше перкунцев, прежде чем они доберутся до меня.
— Я вас прекрасно понимаю. Итак, каков же ваш план?
— Вас оповестят об этом, когда придет время. А пока вам придется работать с врагами.
Квазинд вернулся в свою комнату. Ту Хокс полежал еще некоторое время не закрывая глаз, в своей роскошной постели, думая о Хорсте Раске. Немцы верили, что они приберут к рукам весь мир. Но если блодландцы намеревались убить Ту Хокса, если он будет сотрудничать с перкунцами, то наверняка у них есть и план уничтожения Раске. Только так можно было воспрепятствовать тому, чтобы Перкуния не получила превосходящую все известные здесь технологию и оружие, которое Раске может предоставить в ее распоряжение.
11
Следующая неделя началась с напряженной работы. Каждое утро Ту Хокс проводил три часа за изучением языка. Потом он до полуночи и дольше работал в своем кабинете. Кабинет находился на одной из больших фабрик на окраине Комаи. На работу его доставляли в бронемашине, которая постоянно дежурила под домом наготове. Иногда он выходил наружу в сопровождении двух охранников из команды бронемашины. Он знал, что они должны не только препятствовать любой его попытке к бегству, но и защищать его в случае опасности.
Раске поручил ему сконструировать устройство для синхронизации скорострельности пулемета с вращением пропеллера самолета. Ту Хокс знал основной принцип такого устройства, но ему потребовалось четыре дня, чтобы изготовить расчет и чертежи. Сразу же после этого он должен был консультировать группу, которая изготовляла ракеты воздух-земля. Это заняло у него еще неделю. Затем он был прикомандирован к проектной группе, которая занималась разработкой машин, инструментов и обучением обслуживающего персонала для массового выпуска самолетов.
