Владимир Савченко - За перевалом
Возможно проспать века в анабиотической установке, но преодолеть так историческую дистанцию к новым людям нельзя. Эти люди дали Берну щедрой мерой все, чтобы приблизить его к себе, – девять десятых пути пронесли его, можно сказать, на закорках. Но одну десятую он должен пройти сам. И это тоже немало.
Что есть время? Время ничто – изменения все.
4. ВТОРОЕ ДОПОЛНЕНИЕ К ПРОЕКТУ
– Скажи: что было самое трудное в нашей работе?
– То, что и у всех экспериментаторов: чисто поставить опыт.
– Да, – кивнул Ило, – чисто поставить опыт. Задать условия дикой мертвой планеты, не отрываясь от Земли.
Но не как у всех. Вспомни: труднее всего удавались эксперименты здесь, в лаборатории. В автоклавах и бассейне. Хотя, казалось бы, чего нам желать: все контролируется, регулируется, широкий спектр режимов, мгновенные анализы, любые присадки – лабораторный рай! И чего же мы достигли в этом «раю»?
– Круговорота веществ на бактериальном уровне в газовой среде и на уровне сине-зеленых водорослей в воде. Микронные битумные почвы на камнях, от действия флористых бактерий.
– Да. Ничтожный пробирочный круговоротик, который в первые часы выходил на насыщение. Далее. Перешли в камерный сорокагектарный ангар. Хлопот, по идее, должно бы прибавиться, а их, если помнишь, убавилось…
– Ну, еще бы! – оживился Эоли. – О контроле в каждой точке там не могло быть и речи. Выборочные анализы, а в остальном – продувки атмосфер, смены фундаментов, регулировки давлений, температур, полей. И наблюдение общей картины. Мы тогда посвежели, поправились.
– И достигли гораздо большего. В ангар воду не подавали – выделяли ее из камней с помощью оксибактерий. И метаноаммиачную атмосферу сдвигали к живительной кислородо-углекисло-азотной. И размножались в ней не только вирусы да бактерии, но и споры. А от них в азотистокремниевых почвах уже толщиной в миллиметры! – вырастали лишайники, бархатные мхи. А в лужах – тина, ряска, жирный ил…
– Ну, ясно, – тряхнул волосами молодой биолог. – На Полигоне, где мы вытеснили все живое на площади семь на восемь километров да на полкилометра ввысь, затраты труда и вовсе были несравнимы с масштабами опыта, ни с его результатами. Только изолироваться от среды да управлять энергетикой…
– Вот, – поднял палец Ило, – энергетикой…
– …и от начальной дичи и хаоса посредством пяти видов бактерий и обилия энергии пришли к почве, влаге, атмосфере…
– За недели!
– …к травянистой растительности, к насекомым…
– За месяцы.
– К травоядным животным величиной с жука-рогача, но позвоночным, и к кровожадным хищникам таких же размеров…
– За два года. Три каскада биологической регуляции: растения – травоядные – хищники, – подытожил Ило. – Гомеостат, который не так просто вывести из равновесия.
– А на планетах, хочешь ты сказать, тем более?..
– Вот именно.
Оба замолкли. Им не надо много говорить друг другу.
«У природы нет ни станков, ни двигателей, ни приборов. Она только смешивала растворы, осаждала, испаряла, нагревала, охлаждала их. Так и получилось все живое».
Программное изречение Инда, Индиотерриотами 120, создателя материков. Если нажать кнопку под его многослойным портретом – вторую в верхнем ряду, – он и сейчас произнесет его, кивая в такт словам, тенорком и с кроткой улыбкой.
Ило – это школа Инда.
У Инда, кстати, тоже в лаборатории не шибко получался направленный рост кораллов. В морях куда лучше.
…И вот, похоже, они вышли на магистральный путь природ который вел от протопланетного хаоса к устойчивой биосфере: энергетика плюс микробиология.
Только преобразования природы противоречивы, неокончательны и бесцельны. А если повести дело целенаправленно, грамотно, с напором, то на эволюцию тонюсенькой кожуры планет вовсе не надобны миллиарды лет. И века не надо, и десятилетия.
Еще в начале века, после создания и обживания новых материков, на Земле стала ощущаться нехватка проблем – особенно серьезных и обширных, требующих напряжения ума и сил. А над крайне необходимо, чтобы не замшеть, чтобы впереди маячило что-то; пусть будешь играть в этом не первую роль, пусть не доживешь до конечного результата даже – все равно сознание, что трудом и идеями причастен к дальнейшему движению человечества, наполняет жизнь больше благополучия.
Вот открытие Залежи и создание Трассы и наполнили смутное томление миллиардов душ конкретным смыслом. Идея Колонизации постепенно превратилась в массовое стихийно-творческое движение. Главным в нем был отбор и подготовка переселенцев, формирование отрядов; менее главным, но более массовым – создание устройств, машин, способов, систем связи, материалов… всего, что помогло бы жить и распространяться на далеких планетах, преобразовывать там природу.
Эоли принадлежал к тому большинству людей, которые участвовали в движении Колонизации, что называется, от сих до сих: он делал трудовой и творческий вклад, но сам покидать Землю и мыслях не имел. Не то чтобы он был меньше романтиком в душе, чем будущие переселенцы, – нет, просто свою романтику он видел ином. Дай ему бог здесь, в комфортных условиях, управиться с одолевающими мозг замыслами.
Поэтому и над Биологической Колонизацией, темой Ило, он трудился хоть и добросовестно, но спокойно, душу не вкладывал – идеи здесь принадлежали не ему. Перспективы применения ее рисовались ему в виде тех же шатров-полигонов, посредством которых переселенцы будут отхватывать на диких планетах участки, обживать их, строить новые полигоны, потом еще и еще. Даже в таком виде этот способ явно превосходил другие.
Но сейчас мысль-затравка Ило стала кристаллизовать в воображении молодого биолога, как в перенасыщенном растворе, иные яркие, почти зримые – картины.
Уран, вымороженный, оледенелый, в оспинах метеорных кратеров на волнистых плато (он был Уране, брал там минералы для Полигона). Маленькое негреющее Солнце среди звезд. Шесть рефлекторов АИСов на орбите – пятнышки на фоне Млечного Пути. Вот они вспыхивают вместе. Кольцо голубого ядерного огня обжигает планету. Побольше сейчас его туда, пожарче, поярче – пусть растекаются, обращаются в клубящий туман аммиачные вековые льды, лопаются от перепада температур скалы; пусть даже от неумеренного нагрева пойдет тектоническими трещинами кора планеты, рухнут или полезут друг на друга горные хребты… Это как раз то, что нужно: пробудить, встряхнуть планету, взбаламутить ее поверхность. Вернуть к началу времен.
Планета разбухает, растет на глазах за счет многокилометровой мути первичной атмосферы. АИСы меняют режим: максимум жара и яркости переходит теперь от одного «солнца» к другому по стационарной орбите. Тепловой фронт движется по каменистым, пустыням Урана, гонит перед собой волну давления – закручивает вокруг экватора и всех широт ветер, едкий пыльный ураган. Атмосферный вихрь – первый аккумулятор энергии. В нем уже грохочут, озаряют синими вспышками облака первые безводные грозы. Потоки ионов включаются в вихрь, создают магнитное поле планеты необходимый ингредиент будущей биосферы.
