Василий Головачев - Милосердие динозавра
Алиссон поднатужился и сел.
Они с Кемпером лежали в углублении «седла» суперзавра, окруженного какой-то бликующей прозрачной пленкой, словно козявки внутри мыльного пузыря. Пленка не искажала внешние предметы и была, вероятно, создана ксенурсом, который, появился в тот момент, когда люди потеряли сознание. Как он догадался, что гостям для дыхания необходим воздушный объем, представить было трудно.
Палеонтолог огляделся.
Тихоня смирно стоял у бугристой стены янтарно-желтого ущелья и вынюхивал в ней что-то. Суперзавр, на котором сюда прибыл ксенурс, бродил по заливу по брюхо, то и дело окуная голову в желтую жидкость, напоминающую расплавленное золото. Алые, и оранжевые валуны величиной с двух-трехэтажный дом ползали у ног спешенного ксенурса, буквально вылизывая его ноги; за «валуны» их приняли люди, на самом деле это были живые существа, хозяева или просто жители этого сверкающего мира.
Рядом зашевелился Кемпер, закашлялся, перемежая кашель проклятиями.
Перевернулся на спину, сел, держась за грудь, и только теперь заметил возвышавшуюся над ними гигантскую «статую» ксенурса.
— О дьявол! — Летчик мгновенно развернул плечевой пулемет, но Алиссон вяло похлопал его по спине.
— Остынь, это наш спасатель.
Словно убедившись, что и второй путешественник жив, раздвоенный «динозавро-медведь» повернулся и зашагал прочь, вскоре затерявшись в изгибах прорезающего горный массив ущелья.
— Здешний воздух не для землян, — ворчливо продолжал Алиссон, — к сожалению, человек — биосистема с ограниченной способностью к адаптации. А он, очевидно, это знает.
— Какого лешего мы здесь оказались?
— Это я тебя должен спросить. Лично я думал о Земле, точнее, о возвращении в Неваду. А вот о чем думал ты?
— О том же… — Кемпер замер. — О возвращении домой… черт! Я ведь действительно думал о доме! Моем родном доме! Понимаешь? А эта образина…
— Уловила только одно знакомое ощущение — «дом»!
Кемпер встал, доковылял до края седла, глянул вниз с высоты в семьдесят метров. Потом протянул руку и дотронулся до пленки «мыльного пузыря» прежде, чем Алиссон успел крикнуть: не трогай! Однако ничего особенного не произошло. Рука летчика продавила тонкий прозрачный слой, удерживающий земной воздух внутри «мыльного пузыря» над «седлом», но была вытолкнута обратно.
— Осторожнее, экспериментатор. Давай сначала думать, а потом делать.
— Думать — занятие для умственно развитых, для тебя, например, а я человек действия. Мой отец говорил: действие — это переход возможности в действительность; сущность жизни — в действии.
Алиссон покачал головой, но спорить не стал.
— Что будем делать… человек действия? Предлагаю возвращаться домой… если это возможно. Еще одна попытка «свободного полета» может закончиться для нас печально. К тому же меня тревожит наш последний прыжок.
Что если дракон просто-напросто не знает координат Земли? В таком случае, как бы мы ни напрягались, пытаясь поточнее представить конечную точку перелета, нам это не поможет.
Кемпер вместо ответа достал флягу, отодвинул кольчужную маску, сделал глоток и принялся обходить «седло», что-то выглядывая. Алиссон понаблюдал за ним немного, наконец, не выдержал:
— Что ты потерял?
— Стратегический объект под буквами «VQ», — буркнул Кемпер. — Может быть, слезем? Как-то неудобно делать ЭТО на спине Тихони.
Палеонтолог засмеялся. Кемпер некоторое время смотрел на него с недоумением, потом засмеялся в ответ.
Хохотали минуты две, пока не увидели возвращающегося ксенурса, смотреть на которого было страшно, но интересно.
— Абзу, — пробормотал Алиссон, вспоминая шумерийский мифы. — А его дракон — Асаг[15]. Кстати, он здорово отличается от нашего Тихони.
— Образина редкостная, — согласился летчик. — Рос-то он не на Земле.
Может, сбежим отсюда, пока не поздно? Пойди, узнай, что у него в голове… точнее, в двух.
— Едва ли он спасал нас для кулинарных изысков. Это разумное существо, а значит, с ним можно договориться.
— Как?
— Мысленно, как с панспермитом. Смогли же мы установить с ним контакт.
— А о чем думать конкретно?
Алиссон невольно рассмеялся.
— Не о клозете же.
Кемпер рассердился.
— Чего ржешь? Я человек практичный, фантазии лишен начисто, даже раздевающуюся женщину представляю с трудом, а ты хочешь, чтобы я на равных говорил с инопланетным монстром!
— Думай о приятном… например… — Алиссон закусил губу, внезапно сообразив, что они сидят на спине суперзавра, способного по-своему понять их мысли и реализовать желания, о которых сами люди даже не подозревают.
Однако опасения палеонтолога оказались напрасными. Ксенурс не стал разговаривать с людьми. Он с тяжелым звоном похлопал Тихоню по заду и, не задерживаясь, не взглянув на людей, прошагал к своему «коню», купавшемуся в заливе. Вскочил в «седло», отличавшееся по форме от «седла» Тихони, и… исчез вместе с драконом. Ни вспышки, ни взрыва, ни звука. Так исчезают привидения, а не существа из плоти и крови.
— М-да, — хмыкнул Кемпер. — Спасибо за совет.
— Ты о чем? — опомнился Алиссон.
— Ты советовал думать о приятном? Вот я и подумал, чтобы этот приятель убрался отсюда подальше. Что будем делать док?
Алиссон вздохнул. Боль в груди прошла, но слабость в теле осталась, напоминая об опасности неосторожных шагов.
— Отдохнем, перекусим и помыслим. Пусть вопреки желанию, но осваивать этот процесс — я имею ввиду мышление — тебе придется.
Тихоня наконец оторвался от стены ущелья, оглянулся на людей и направился к морю. На его морде отчетливо было написано сомнение.
***Двухкорпусный гигант, высота которого достигала не менее ста пятидесяти метров, похожий на двух сросшихся в тазу динозавро-медведей, за час достиг на своем «коне» каньона у Коннорс-Пик и принялся колдовать возле оставленных панспермитами яиц. Весил он, наверное, сотни тонн, потому что при каждом шаге выворачивал целые глыбы песчаника, оставляя глубокие следы и рвы. На маневры людей он внимания не обращал, словно не замечал их присутствия и попыток вступить в дружественный (и не совсем) контакт. К Стрелку-Индре он подошел только раз, похлопал его по крупу, оглядел «седло» и вернулся к яйцам. Затем начал в четыре руки-лапы возводить нечто вроде насыпи вокруг граненых цилиндров яиц, над которыми знойным маревом дрожал воздух.
Джайлс, как, впрочем, и остальные наблюдатели, разглядывали, каким образом это делал чудовищный пришелец, и удивились изобретательности природы: четыре лапы монстра, с виду похожие на металлические гофрированные шланги толщиной в шесть-семь метров, в наплывах и утолщениях, заканчивались чем-то вроде культей без пальцев и когтей, но «культи» эти разворачивались в удивительные, звездчатые многосегментные захваты, способные с одинаковой ловкостью поднимать многотонный обломок скалы или сантиметровый камешек.
