Владимир Щербаков - Фантастика 1977
И взгляд умнее — он это чувствовал.
С закатом лег у розово блистающей стены. Утром поел и двинул на солнце. За горизонтом ждали еще более жаркие страны, другие морские животные, а возможно, и суши иных материков.
Он прошагал пять часов подряд. Иногда было так мелко, что едва покрывало ступни, и на безбрежном просторе Стван чувствовал себя Гулливером, собравшимся увести вражеский лилипутский флот. Перламутровая гора осталась золотым пятнышком, но все не было намека на берег впереди.
Ничего, это не конец. Он вернулся на отмель, похлопал пирамиду по накаленному боку. Выспался, с восходом опять пошагал к горизонту, но под другим углом.
Несколько дней Стван так выходил. Однажды начало вечера застало его километрах в двадцати от песков. Вершина ракушечного конуса была только искоркой — почти как блестки на волнах. Сделай еще единственный шаг — и потеряешь свой ориентир.
Здесь на весы легла возможность вернуться к отмелям или, может быть, навсегда остаться в воде.
А море было всего по пояс.
— Надо рисковать. — Голос прозвучал хрипло, мужественно. Словно у такого героя из старинных фильмов, каким он всегда хотел стать. — Буду идти до ночи. На мелком месте сяду, голову на колени.
И началось новое. Двигаться приходилось иногда до самого подбородка в воде. Если попадалась большая глубина, обходил.
Но в целом дно понижалось, Стван начал учиться плавать. Сначала по-собачьи, потом, вспомнив виденные соревнования, — брассом. Попробовал дремать, неподвижно лежа на воде.
Полный месяц прикатился — было понятно но фазам Лупы.
Теперь уж речь не шла о возвращении — тех изначальных песков ему было никак не отыскать.
Механическое однообразное движение увлекало, исключая мысли о постороннем. Шаг, шаг, еще шаг… Помогаешь себе руками… Вот проплыла медуза, а под ногой трилобит… Нет, еще не хочется есть. Рано… А вот тут поплывем.
Грудная клетка его раздалась, легкие вдыхали, как два ведра.
Ночью, покойно лежа под звездами, он спрашивал себя: а живу ли в качестве личности? Может быть, не человек, а стал таким же существом, как дрейфующий анемон? Хотел уйти от людей и ушел, что дальше действительно некуда.
Шелестела в ушах вода, качался небосвод. Трудно было верить, что в будущем на этом самом месте воздвигнется город, толпы станут кипеть и перемешиваться на перекрестках. Что за то время, пока он тут в море, там, за промежутком в сотни миллионов лет, люди сталкиваются с проблемами, спорят.
Направление к экватору Стван выдерживал теперь лишь приблизительно. Когда спал на волнах, его относило неизвестно куда, и не было уверенности, что за сутки удается продвинуться.
Однажды пять дней он провел на плаву, не встречая мели.
Дно исчезло, а с ним и жизнь. Под Стваном была, возможно, бездна. Волны круто бросали с высоты, гладь моря из голубой превратилась в синюю, почти черную.
Терзал голод, пульсация, находило отчаяние. Он, однако, упорно держал на полдень.
И был награжден.
На шестые сутки рано утром волна подкинула его. Увидел на горизонте облачко, под ним сероватую тоненькую полоску.
Берег!
Зафиксировал положение солнца, вписался в четкий ритм.
Часа через два полоска приблизилась. Стван опустил голову в воду, отсчитал сто гребков, тысячу, десять тысяч. Резко сжал ноги, выставился в воде по пояс.
И окунулся, пораженный.
Берег и берегом нельзя было назвать. Черная стена, абсолютно ровная, вставала из моря. Растянувшаяся на километры, с обоих краев прямым углом обрезанная. Белой линейкой фундамент, а наверху все то же, не изменившее формы облачко-конус.
Что это?
Кембрийский мир вдруг изменил Ствану. То ли перед ним крепость чужой цивилизации, неизвестно откуда прибывшей, то ли беженцы из еще более отдаленного будущего, чем его. А может быть, мстительные СУДЬИ швырнули Ствана на другую планету к далекому созвездию? Тогда нужно отбросить все, что думалось о море Тетис.
Но он затряс головой.
— Глупости! До созвездий мы еще не добрались. Только автоматы полетели.
Нахлынула усталость. Стван едва держался на плаву. Но ветер подталкивал.
К какой судьбе его несет?
Стена все-таки оказалась естественной. Метров за сотню Стван увидел, что верхний обрез обрыва иззубрен, а потом стали различаться неровности самой вертикальной поверхности.
Убедившись, что никто со стороны не залез в наш мир, Стван и обрадовался и разочаровался. С одной точки зрения, так спокойнее. Однако вместе с тем…
Впрочем, то были более поздние мысли, пришедшие вечером, когда он, избитый, ободранный, сидел под стеной и смотрел на линию горизонта, туда, к песчаным отмелям.
А до этого надо было выбраться на берег.
Когда он плыл, издали послышался шум, который постепенно превращался в оглушающий рев. Волны, все ускоряясь, летели к каменным обломкам под обрывом, жертвенно разбивали об них свои упругие длинные тела, вскипая, грохоча, сливаясь в белый вал, сквозь который и не различишь ничего.
Ужасавшись, Стван захотел назад, но было поздно. Очередная волна приподняла его легко, как бы одним дыханием, понесла.
…Сумятица движений и контрдвижений, ад бессистемных сил. Десятки ежесекундно меняющихся напоров и течений, рывки, толчки — все внутри шипящей, непроницаемой смеси. Негаданно бьют какие-то острые углы, каменные ребра набрасываются, как звери. Контроля над положением нет, утеряно, где верх, где низ, захлебываешься. На мгновение прижимает к чему-то, хватаешься, но уже рвет назад, увлекает, бьет…
В голове мелькало отчаянными вспышками: «Конец! Конец!» И вдруг грохот стал отдаляться. Животом протащило по грубой гальке, толкнуло, мягко обняло и оставило совсем. Просто лежащим. Над ним отвесная стена, а злобный вал беснуется, уже не угрожая.
Проскочил!
Осторожно, как бы собирая себя по частям, сел. Омыл лицо от крови, поднялся, шатнувшись.
И сразу им овладело неизъяснимое блаженство.
Наконец-то быть на суше, где так легок каждый шаг. Дышать, не замечая дыхания, — хоть опусти голову, хоть вбок ее, как придется. Стоять на неколебимой поверхности, которая держит, не требуя никакой валюты.
Нет, жизнь правильно сделает, когда выберется из моря.
Какие возможности открываются, когда не мокро и не топко.
А сколь приятной была плотность вещества! Берешь камень, и вот он тут, обжатый пальцами, каждый квадратный миллиметр которых ощущает его шероховатую фактуру. И все вокруг на виду, все доступно взгляду в прозрачном, как бы несуществующем эфире.
Ствана мучил голод, он побрел узкой серой лентой пляжа.
