Семен Слепынин - Сфера разума
- Старик-лесовик! - обрадовался Василь.- Дедушка Савелий! Мне рассказывали о тебе.
- Верно,- улыбнулся дедушка.- А кто рассказывал?
- Кувшин.
- Кувшин?! - Дед Савелий отшатнулся и сердито замахал руками.- И ты беседовал с ним? Это же негодяй! Разбойник! Его надо выселить из наших мест.
Губы Василя невольно расплылись в ухмылке: дедушка Савелий и Кувшин, понимал он, давно живут не в ладах. И ему захотелось когда-нибудь помирить их.
- Хам! Грубиян! - не унимался дедушка.- Он деревья ломает. Ругает фею. А вчера маленькую русалочку даже отшлепал. Для воспитания, говорит!
Василь рассмеялся - он узнал повадки задиристого Кувшина. Когда дедушка Савелий успокоился и сел на бугорок, мальчик примостился рядом.
- А безголовый? - В груди его снова шевельнулся страх.- Кто он?
- Не знаю. У людей надо спросить. Сами же люди когда-то выдумали его. Вот он сейчас и ожил. Бродит.
- Где бродит? Где он сейчас?
Дедушка Савелий понюхал воздух и сказал:
- На лужайке около реки. По железу чую. Это уздечка и стремена из железа. В старину даже лошадок заковывали в проклятое железо.
На "проклятое железо" лесной дух обрушился с еще большим гневом, чем на Кувшина. А когда упомянул о каком-то топоре, борода его сердито затряслась. Топор и железо, сказал он, в древние времена были главными врагами леса.
И вдруг дедушка замолк, прислушиваясь к тишине и принюхиваясь.
- Ушел безголовый,- улыбнулся он.- Куда? Не знаю, малыш. Но больше он не вернется. Дорога свободна, идем.
Он взял мальчика за руку. В непроглядном лесу дедушка чувствовал себя, как дома, знал каждую звериную тропинку, каждое птичье гнездо.
- Кто, по-твоему, шуршит за кустом?
- Мыши,- ответил Василь.
- Не угадал,- рассмеялся дедушка.- Это малютки-гномики помогают мне ухаживать за лесом: они убирают сучья, сгнившие листья.
Из леса Василь вышел с некоторой опаской. Но кругом тишина. Лишь травы чуть слышно вздыхали и мирно серебрились под ливнем лунных лучей. Рядом надежный спутник - добрый дух леса с его чудесным голосом, ласковым и шелестящим, как древесная листва. У околицы села дедушка Савелий попрощался и ушел, растаяв в дымном сиянии степи.
Дома Василю крепко досталось от мамы, но папа увел его в другую комнату и стал расспрашивать.
- Ночные гости не так пугливы с детьми. Внеземные станции, конечно, фиксируют все необычное в блуждающей зоне, но издали и в инфракрасных лучах.Выслушав рассказ сына, папа сказал: - Это, малыш, уже что-то новое. Начали выступать из Памяти не мифологические и сказочные образы, а литературные. Завтра дам книгу, и ты все поймешь.
Утром отец дал сыну роман Майн Рида "Всадник без головы". Василь читал его и удивлялся, как это они с Андреем раньше не догадались взять из Памяти такую интересную книгу. Страшный всадник, напугавший его ночью, был в точности таким, каким он описан в романе.
Растревоженное воображение мальчика рисовало блуждающую зону в виде морского берега. Океан Памяти, плескавшийся в биосфере, во время шторма, или, как говорят взрослые, волновых флуктуаций, выбрасывает на берег вместе с пенистыми валами излучений разные образы прошлого. Как вчера ночью всадника без головы. Потом волны смывают их обратно в океан Памяти. Но самые злые образы - черти, драконы и другие - невидимками выплескиваются и улетают далеко назад, в доисторическое прошлое. И только там становятся видимыми.
Блуждающая зона, полная ночных тайн, и манила к себе Василя, и пугала. С разрешения папы он несколько раз бродил на лугу и вдоль опушки леса. К сожалению, ничего интересного не происходило. Однажды, правда, он столкнулся с лешим. Но то был обыкновенный лесной житель вроде дедушки Савелия. Мальчик ушел бы, если бы не забавное поведение лешего. Тот выскочил из леса и пугливо озирался, словно не понимал, где он и что с ним случилось. И оделся леший смешно: на нем старинный фрак, на шее галстук, повязанный бабочкой. Мальчик рассмеялся и попытался успокоить лесного жителя. Они сели рядышком на берегу реки и разговорились. Леший то и дело вздрагивал, оглядывался и прислушивался. Изредка прошелестит вверху ночная птица, глухо ухнет вдали филин. И снова тишина. Наконец леший окончательно успокоился и назвал себя философом.
- Задумывался ли ты над своими желаниями? - спросил он.
- Задумывался,- охотно отозвался Василь.- Иногда чего-то хочется. Но чего хочется - не знаю.
Вот это и есть, говорил лесной обитатель, кусочек осознанной человеком мировой воли. Твое личное хотение, утверждал философски настроенный леший, это дырка или, лучше сказать, подземный ход в мир, какой он есть на самом деле. А на самом деле есть только бесконечная мировая воля, слепое и бесцельное космическое хотение. Окружающий нас осязаемый мир в действительности не существует. Это всего лишь видимость мировой воли, наше представление. Это Майя - обманчивое покрывало, спускающееся на глаза смертных.
Лесной житель излагал свои мысли так просто и образно, что Василю стало чудиться, будто он и в самом деле живет в призрачном мире теней, в пещерном сумраке представлений.
Леший внезапно исчез, словно его и не было. Он оставил в душе мальчика смутный и тревожный след: раньше Василь совсем иначе понимал окружающий мир. "Что-то здесь не так",- думал он. Несколько раз порывался Василь поделиться своими сомнениями с Викой, но опасался ее насмешек.
- Что ты так странно смотришь на меня? - спросила как-то Вика.
- А знаешь, кто ты? - отважился Василь.- Ты мое представление, а на самом деле тебя нет.
Вика с недоумением посмотрела на мальчика, потом выразительно повертела пальцем около своего виска и, расхохотавшись, наградила до того уж обидным прозвищем, что Василь надулся и несколько дней сторонился девочки. Ничего другого от Крапивы и не следовало ждать.
В тот же день Василь разговорился с отцом. У того брови изумленно поползли вверх, когда услышал о мире как воле и представлении, о призрачной ткани Майя.
- Ты где нахватался этой чепухи? - спросил он.- Из старинных философских книг? Но ведь Сфера Разума выдает книги по возрасту и уровню подготовки. Ты ничего бы не понял, если бы даже получил такую книгу.
- Мне леший рассказывал.
- Не может быть. Природные существа учат здоровому и правильному взгляду на мир. А может, кто-то другой?
- Нет, это был леший. Дядя Артур. И фамилию он свою называл. Какая-то трудная фамилия. Кажется, Шопен... Или нет, Бауэр!
- Артур Шопенгауэр! - воскликнул отец.- Как я сразу не догадался. Это его философия. Это, малыш, уже не вымысел, а реально живший человек. И человек довольно недобрый. Но место ли ему там, среди недобрых вымыслов и злой мифологии? Странно все это...
