Всеволод Ревич - Пять зелёных лун (сборник)
— Даром? Что вам известно о Даре?
— Дар судьбы. Дар небес. Сегодня с виски, завтра — без. Пока вы меня не прогнали, ребята, ваше здоровье!
Он еще выпил.
— Слишком туп, чтобы приспособить его к чему-нибудь, кроме самых простых физических работ, — сделал вывод Три. — Но если он достаточно силен, мы все-таки рекомендуем вторжение на планету. Тут, вероятно, три-четыре миллиарда жителей. Нам нужен и неквалифицированный труд — три-четыре миллиарда принесут нам существенную помощь…
— Ура-а-а! — завопил Хэнли.
— Кажется, у него неважная координация, — задумчиво сказал Три. — Но, может быть, он действительно силен… Как вас зовут, существо?
— Зовите меня Ал, ребята.
Хэнли кое-как поднялся на ноги.
— Это ваше личное имя или наименование вида? И полное ли это наименование?
Хэнли прислонился к стенке и поразмышлял немного.
— Наименование вида, — заявил он. — А если полностью… Давайте-ка я вам по-латыни…
И припомнил по-латыни.
— Мы хотим испытать вас на выносливость. Бегайте от стены к стене, пока не устанете. А колбу с вашей пищей я тем временем подержу…
Девять попытался взять у Хэнли колбу, но тот судорожно вцепился в нее.
— Еще глоточек. Еще ма-аленький глоточек, и тогда я побегу. Право слово, побегу. Куда хотите…
— Быть может, он нуждается в своем питье, — сказал Три. — Дайте ему, Девять…
«А вдруг мне теперь перепадет не скоро», — решил Хэнли и прильнул к колбе. Потом он жизнерадостно сделал ручкой четырем дарианам, которые оказались перед ним.
— Валяй на скачки, ребята! Все скопом… Ставьте на меня. Выиграете, как пить дать. Но сперва еще по ма-аленькой…
Он глотнул еще — на сей раз действительно по маленькой, унции две, не больше.
— Хватит, — сказал Три. — Теперь бегите.
Хэнли сделал два шага и плашмя растянулся на полу. Перевернулся на спину и остался лежать с блаженной улыбкой на лице.
— Невероятно! — воскликнул Три. — А он не пробует нас одурачить? Проверьте, Девять…
Девять проверил.
— Невероятно! — повторил он. — Воистину невероятно, но после столь незначительного напряжения образец впал в бессознательное состояние. Настолько бессознательное, что потерял всякую чувствительность к боли. И это не притворство. Данный вид не представляет для нас ни малейшей ценности. Готовьтесь к старту — мы возвращаемся. В соответствии с дополнительной инструкцией забираем его с собой, как экземпляр для зоосада. Такую диковину нельзя не забрать. С точки зрения физиологии это самое странное существо, какое мы когда-либо обнаруживали на десятках миллионов обследованных планет…
Три обернулся вокруг рычагов управления и обоими концами стал приводить механизмы в действие. Минули 163 тысячи световых лет и 1630 веков и взаимно погасили друг друга с такой полнотой и точностью, что создалось впечатление, будто куб вообще не двигался ни во времени, ни в пространстве.
В столичном городе дариан, которые правят тысячами полезных планет и посетили миллионы бесполезных, например Землю, Ал Хэнли занимает просторную стеклянную клетку, установленную в зоосаде на самом почетном мосте: ведь он, Хэнли, самый поразительный здесь экспонат.
Посреди клетки — бассейн, откуда он то и дело пьет и где, по слухам, даже купается. Бассейн проточный, постоянно наполненный до краев чудеснейшим напитком — напиток этот настолько же лучше лучшего земного виски, насколько лучшее земное виски лучше самого грязного и самого вонючего самогона. Более того, в здешний напиток добавлены, без ущерба для вкуса, все витамины и соли, нужные экспонату для поддержания обмена веществ…
От напитка из бассейна не бывает пи похмелья, ни каких-то других неприятных последствий. И Хэнли получает от своего житья такое же наслаждение, как завсегдатаи зоосада от поведения Хэнли; они взирают на него в изумлении, а затем читают надпись на клетке. Надпись начинается с латинизированного наименования вида — того наименования, которое Хэнли припомнил для Три и Девять:
АЛКОГОЛИКУС АНОНИМУС
Основная пища — С2Н5ОН, слегка приправленный витаминами и минеральными солями. Иногда проявляет блестящие способности, но, как правило, полностью алогичен. Степень выносливости: может сделать, не падая, лишь несколько шагов. Коммерческая ценность равна пулю, однако весьма забавен как образчик самой странной формы жизни, обнаруженной в пределах Галактики. Место обитания: третья планета системы ИК 6547 — ХГ 908.
Сирил Корнблат
Гомес
Все это случилось двадцать два года назад. В одно холодное октябрьское утро я получил от редакции задание. Ничего особенного, задание как задание — встретиться с доктором Шугарменом, деканом физического факультета в нашем университете. Не помню точно, что послужило поводом — какая-то годовщина чего-то такого: первого атомного реактора, испытаний атомной бомбы или, быть может, Нагасаки. Во всяком случае, в воскресной газете должен был быть разворот на эту тему.
Я нашел Шугармена в его кабинете в квадратной готической башне, венчающей скромное здание физического факультета. Он стоял возле стрельчатой арки окна, неохотно впускавшего в комнату пронзительную глубину осеннего неба. Такой плотный толстячок с пухлыми щеками и двойным подбородком.
— Мистер Вильчек? — расплылся он. — Из «Трибюн»?
— Да, доктор Шугармен. Здравствуйте,
— Проходите, пожалуйста, садитесь. Что вас интересует?
— Доктор Шугармен, я хотел бы узнать ваше мнение по поводу наиболее серьезных проблем, связанных с атомной энергией, контролем над атомным оружием и так далее. Что, по-вашему, здесь самое важное?
В его глазах мелькнула хитринка — сейчас он постарается сразить меня.
— Образование, — изрек он и откинулся назад в кресле — переждать, пока я приду в себя от неожиданности.
Я должным образом удивился.
— Это очень интересный и новый подход к проблеме, доктор Шугармен. Расскажите, пожалуйста, подробнее.
Он был преисполнен важности.
— Я хотел бы выразить беспокойство по поводу того, что широкая публика не понимает значения последних достижений науки. Люди недооценивают меня — я имею в виду, недооценивают науку, — потому что плохо представляют себе, что такое наука. Сейчас я покажу вам кое-что в подтверждение своих слов. — Он стал копаться в бумагах и вскоре протянул мне вырванный из блокнота разлинованный и покрытый ужасными каракулями листок. — Вот это письмо, представьте себе, было послано мне.
Я с трудом разобрал написанное карандашом послание.
