Кортни Маум - Мне так хорошо здесь без тебя
Каким-то чудом все пробки Парижа собрались только в южном направлении, мы с Камиллой доехали до маминой работы с ветерком и даже немного поскучали в ожидании – редчайший случай в истории. Обычно Анна уже стояла на тротуаре, скрестив руки на груди и нетерпеливо постукивая каблучком.
К дому родителей мы подъехали в начале шестого. Как водится, мадам и месье де Бурижо встречали нас, явно стремясь поскорее разобраться с приветствиями и поцелуями, чтобы добраться до главного приза – Камиллы.
Всякий раз, видя на горизонте этот внушительный дом у моря, я забывал, как тесть практически заставил меня корпеть над переводами в подвале семейной адвокатской конторы, чтобы я «зарабатывал на хлеб», как Анна плакала, когда он в очередной раз засиделся в офисе допоздна и отменил ужин в ресторане в честь ее приема в европейскую адвокатуру. Я забывал все это и очень хотел ему понравиться. Хотел, чтобы меня приняли в семью.
– Anne, ma chérie! T’as l’air fatiguée! – воскликнула мать Анны, Инес, целуя ее в обе щеки.
Французский ритуал приветствия включает в себя вышеупомянутые два поцелуя и какое-нибудь замечание о внешнем виде. Сегодня, к примеру, Анна выглядела «устало».
– А ты, Ричард? – Инес заключила меня в надушенные объятия. – Ты как-то похудел. Похудел же он, правда?
Ален предложил помочь нам с чемоданами, отпустив язвительное замечание по поводу их количества.
– А это вы могли бы и у нас повесить, – добавил он, пытаясь распутать хитросплетение веревок, удерживающих «Медведя». – Места хватает.
– Он повезет картину покупателям в четверг, – сказала Анна, пропустив мимо ушей внезапный собственнический комментарий по поводу «Медведя», который отцу никогда не нравился.
– Надо же, тратить на это время в отпуске… – проговорила Инес.
– Очень странное требование, – отметил Ален, возясь с веревками. – Ты позволяешь людям искусства обращаться с тобой как с тряпкой.
«Не только людям искусства», – подумал я и, взяв Камиллу за руку, пошел к дому.
Вынужден отдать должное французскому высшему обществу: они умеют тратить деньги. В Америке богатство служит умножению личных впечатлений. Если вы ребенок богатых родителей, у вас будет машина, будет лошадь, будут летние лагеря, по стоимости равные учебе в колледже. Все будет сделано под заказ, по мерке и с монограммой, чтобы окружающие сразу понимали, сколько вы стоите.
Во Франции принято вкладываться в семью. Деньги не демонстрируют напоказ, а распределяют так, чтобы их счастливые обладатели жили в комфорте и спокойствии. Сравните порядок наследования в этих двух странах. В Америке вы можете завещать свои миллионы кому угодно, хоть любимой болонке – бывали и такие случаи. Во Франции состояние наследуется по крови в равных долях, и обделить никого нельзя, даже если очень хочется. К примеру, если у вас двое детей, то сын-наркоман, который появлялся дома раз в три года якобы в завязке, варил героин в ваших серебряных ложечках и пропадал вместе со всей наличностью, получит столько же, сколько и пай-доченька, которая заботилась о вас в старости. Да, система несовершенна, но хорошо иллюстрирует отношение к богатству.
Французские буржуа не чахнут над яхтами и гаражами с многочисленными авто. Они не строят дома с залами для боулинга, не проводят выходные в загородных клубах, стремясь побольше съесть и выпить. Они скорее вложатся в дом у моря, куда вся семья будет приезжать на отдых – и дом этот скорее всего будет во Франции. Они едят вкусную еду, пьют хорошее вино и годами носят одни и те же кашемировые свитера. Думаю, им так комфортно со своими деньгами, потому что они этих денег не боятся. Как раз те, кто боятся, вбухивают сумасшедшие суммы в дома с семью спальнями и пятнадцатью ваннами. Именно те, кто боятся, рассекают в желтых «Хаммерах» в период высоких цен на бензин. Боясь завтра потерять все, они спешат выставить богатство напоказ – пусть люди знают, что оно было. Французы же во всем ценят скромность и утонченность, они чужды неумеренности. Один из их любимых упреков: «tu t’es laissé aller» – «ты распоясался». И все же лично я всегда предпочту запущенный английский сад прилизанному французскому. И с удовольствием позволяю себе расслабиться.
К дому де Бурижо вела грунтовая дорога, проходящая по западному краю общественного поля для гольфа. Всего там было пять домов: одной стороной они смотрели на хвойную рощицу, другой – на бирюзовое море. Каменный дом казался уютным, несмотря на то что стоял на весьма крутом утесе. Вокруг были два акра дубов, буков и грабов, клочок разнотравья над пропастью прекрасно служил лужайкой перед входом, а дальше скала обрывалась в пропасть. В Америке от обрыва непременно отгородились бы забором, чтобы ребенок, пьяный или лунатик не разбился насмерть. Здесь – нет. Во Франции не принято ставить барьеры за других, тут каждый должен сам уметь вовремя остановиться.
Сразу после прибытия мы всегда шли гулять вдоль моря – еще одна традиция семейства де Бурижо. Считалось, что после дороги надо размять кости, а от соленого воздуха разыгрывается аппетит, а потом очень сладко спится. Однако на этот раз Анна изъявила желание остаться дома и разобрать вещи. Я понимал, что это значит. Она хотела от всех спрятаться и спокойно уткнуться в смартфон – пуповину, связывающую ее с работой.
И мы пошли без нее: я, Камилла, Ален, Инес и их здоровенный пес Балфус. Моцион по тропинке, петляющей вокруг скал, привел меня в приподнятое настроение. Я держал дочку за руку, чувствовал тепло ее пальцев даже сквозь надетые на ней хлопковые перчатки и слушал ее восторженное лопотание про морских коньков и воздушных змеев. Впереди нас шли бабушка с дедушкой – уверенно шагали по песчаной тропе, вдоль и поперек исхоженной ими много сотен, а то и тысяч раз. Ален иногда наклонялся, чтобы снять с брючины репейник или потрепать собаку по загривку. А перед нами было море – огромное, разноцветное. Его красота не могла наскучить. Был прилив, волны накатывали на берег слаженным пенистым каскадом. Я посадил Камиллу себе на плечи, чтобы она смогла рассмотреть каменный маяк на мысе Фреэль.
Наш обычный маршрут представлял собой две мили бодрых подъемов и спусков от прибрежных скал до леса на окраине городка Сен-Бриак, но мы прошли только половину. Решили, что сейчас будет лучше вернуться, выпить по коктейлю, а с утра устроить полноценную прогулку уже с Анной.
Мы раздевались в прихожей, когда нам навстречу вылетела Анна – вернее, отдаленно напоминающая ее химера с всклокоченными волосами, красными глазами и поджатыми губами.
– Господи! – воскликнул я, снимая с Камиллы куртку. – Что случилось?
