Джулия Лонг - Любовь в награду
– Миссис Фонтейн, вы правильно расставили приоритеты.
Элайза подумала, что принц, вероятно, поддразнивает ее.
– Вероятно, это ваша заслуга, потому что вы всего лишь тренировали свою безупречную интуицию, нанимая меня на работу.
Ла Вей фыркнул, услышав эти слова.
– Очень умно, миссис Фонтейн. Вот только беда с умными людьми! Они часто уверены в том, что таких же умных, как они, не бывает.
Это прозвучало как предостережение. Впрочем, она уже не в первый раз слышала такое.
Элайза молча взяла чашку чаю и протянула ее лорду ла Вею.
Решившись, он взял у нее чашку, поднес к губам и помедлил, глядя на Элайзу поверх чашки.
– Ваше последнее слово? – рискнула Элайза.
Уголок его рта скривился. Он поднял чашку вверх, глядя на Элайзу.
– A votre sante [4], миссис Фонтейн!
Ла Вей сделал глоток.
Задумчиво попробовал чай, словно вино, проглотил и причмокнул.
– Самонадеянная. Дерзкая. Властная. Вмешивается не в свое дело. Добавляя при этом «je sais tout» [5].
– Вы забыли «бесстрашная».
– О да! Это моя оплошность, разумеется. Благодарю вас. Доверяйте мадам Всезнайке, которая укажет на ваши ошибки.
«Ну да, je sais tout – это всезнайка. Но в ваших словах нет злобы».
Лорд Ла Вей действительно весьма забавен, только его юмор сдержан и колюч. Это напомнило Элайзе, как ни странно, ее саму.
Она нерешительно улыбнулась ла Вею.
Он не вернул ей улыбки, но в его взгляде появлялось чуть встревоженное выражение, как будто он смотрел на что-то далекое в подзорную трубу, и этот предмет постепенно фокусировался перед его глазами, а то, что он увидел, оказалось неожиданным и волнующе приятным.
– Могу я оставить вам чай, лорд Ла Вей?
– Да, можете оставить, – резким тоном ответил он. Его обычная презрительная надменность вернулась, и он повернулся к Элайзе спиной. – А теперь можете оставить и меня.
Р-р-р! «Можете оставить и меня!»
Элайза не была уверена, что сможет когда-нибудь привыкнуть к тому, что ее прогоняют таким образом. Его слова звенели у нее в ушах, как будто в них эхом отдавался стук захлопнувшейся двери. Направляясь к двери, она машинально провела рукой по спинке коричневого стула – на удачу и еще потому, что дотрагиваться до бархата очень приятно, а она старается получать удовольствие везде, где только можно.
Спускаясь вниз, Элайза замедлила шаг, решительно вздохнула, развернула финансовую смету и быстро пробежала по ней глазами. Сначала смета показалась ей точно такой же, как предыдущая, но потом она увидела новую строку: «Цветы – один шиллинг».
Откинув голову, Элайза заулыбалась и торжествующе подпрыгнула.
Глава 8
Филипп выпил чай из ивовой коры, который на вкус был в точности таким же, как кора ивы, если лизнуть ее языком.
За это он вознаградил себя куском яблочного пирога. За пирогом последовал кофе, после чего Ла Вей откинулся на спинку стула и стал ждать смерти.
На самом деле он не думал, что новая экономка собиралась его отравить. В конце концов, она представила рекомендации от Редмондов, да он и сам прекрасно разбирался в человеческой натуре.
Но если рассуждать о смерти…
Совсем недавно он узнал, что смерть может настичь человека в любое время и в любом месте. Она пришла за его теткой, когда той было девяносто. Тетка испустила свой последний вздох на многолюдном семейном приеме – упала со звуком падающей деревяшки с того самого коричневого стула, который, похоже, так понравился миссис Фонтейн.
Смерть может быть грубой и несправедливой – от гильотины, например, которая прервала жизнь его отца, брата, кузенов и друзей. Смерть бывает насильственной и внезапной – она могла наступить от рук головорезов, напавших на него в Лондоне.
Так почему бы не принять смерть из рук экономки с глазами мягкими, темными и глубокими, как сердцевинка анютиных глазок – нет, лучше как темно-фиолетовая орхидея, – и улыбкой, от которой на ее подбородке появляется ямочка. Филипп ловил себя на том, что ему хочется повернуться к ней лицом – так человек поворачивается к лампе в темной комнате или к очагу – в холодной.
Филиппу пришло в голову, что если бы миссис Фонтейн была последним человеком в его жизни, которого ему было бы суждено увидеть перед встречей с Создателем, он бы не стал выражать недовольства по этому поводу. При мысли об этом он слегка опечалился.
Прошло полчаса, а он все еще был жив и чувствовал себя гораздо лучше.
Миссис Фонтейн права: боль запускает в него свои когти и от этого ему все дается с трудом.
Принцу понадобилось немало отваги, чтобы выпить этот чай из ивовой коры.
Ла Вей нахмурился, задумавшись, как же чай на него подействовал? И признал: в основном благотворно.
Как часто отвага и благо оказываются вещами равносильными. Нет, благо все-таки мягче.
Филипп снова обратил внимание на стопку писем, заключающих в себе его настоящее, прошлое и, возможно, будущее. В первую очередь он должен написать деду, ведь дед не становится моложе. Медленно заживающий на правой ладони шрам превращал для него написание писем в настоящую борьбу, а когда он пробовал писать левой рукой, создавалось впечатление, что он делал это либо в состоянии изрядного подпития, либо его рукой водил трехлетний ребенок.
Ла Вей вздохнул, почувствовав, что сильное напряжение, сковывавшее его, чуть ослабевает, а ведь он испытывал боль с тех самых пор, как приехал в Пеннироял-Грин.
И тогда он придумал отличный повод еще раз вызвать звонком миссис Фонтейн, а если быть до конца честным – способ использовать миссис Фонтейн.
Отличный способ.
Элайза находилась на кухне, готовясь сесть с прислугой за полуденную еду.
Она направилась к столу, на котором Мэри разложила нарезанный хлеб, сыр и куски курицы. Их ждал чайник со свежезаваренным чаем, вокруг которого были выставлены простые, повседневные тарелки и блюдца.
Элайза пододвинула себе стул и со вздохом села.
– Джеймс и Рамзи, я хочу, чтобы вы занялись полировкой серебра. Вам понадобится на это несколько дней, но…
Долгий, сочный, вызывающий звук нарушил тишину прямо под ней.
Элайза застыла, а потом ее лицо опалило огнем.
Не могла она издать такой звук! Хотя из-за переживаний нервы еще и не такую шутку могут сыграть с человеком. Это она знала от своего отца доктора.
Элайза посмотрела на Джеймса и Рамзи, сидевших напротив. Их глаза покраснели, выпятились и наполнились слезами от усилия сдержать смех. Горничные смотрели вниз, но их плечи тряслись, как листья на сильном ветру. Сдерживаемое веселье, без сомнения.
Вздохнув, Элайза пошарила под собой рукой и вытащила надутый мочевой пузырь овцы, спрятанный под подушку стула. Она осторожно положила его на стол.
