Клиффорд Саймак - Игра в цивилизацию: Фантастические рассказы
Он отправился навестить Сэдрика Мэдисона, сжимая в руках именно эту газету, пошел без каких-либо ясных намерений, словно, признался себе Харрингтон, гонимый туда какой-то спешной надобностью.
Его понукали слишком долго: понукали, чтобы он увидел комнату не такой, как на самом деле; заставляли читать на чужом могильном камне мифологическое имя; его запутали и убедили, что он часто ужинает с матерью, хотя та давным-давно мертва; его заставляли вообразить, что заурядная забегаловка является знаменитым рестораном, и, разумеется, еще многое другое.
Мысль об этом была унизительна, но простым унижением дело не ограничивалось — во всех этих вещах прослеживались методичность и целесообразность, и теперь стало важно, крайне важно узнать их метод и их цель.
Он уронил газету на пол, прошел к бару и извлек бутылку. Плеснув спиртного в стакан, Харрингтон осушил его единым духом.
«Надо было отыскать точку отсчета,— подумал он,— и я решил эту задачу, и точкой отсчета оказался Сэдрик Мэдисон, хотя дело заключается не только в нем. Возможно, он оказался всего лишь одним из ключей к разгадке, но зато дал точку отсчета».
Он отправился навестить Сэдрика Мэнсона, и они проговорили намного дольше, чем Харрингтон планировал, и в ка-кой-то момент этой беседы он плавно скользнул обратно в последние джентльмены.
Харрингтон попытался мысленно проследовать сквозь эти несколько часов, чтобы отыскать какой-либо сбой, выудить момент, когда произошло изменение, но не обнаружил ничего. Будто по памяти прошелся утюг, выровняв и выгладив ее.
И все-таки где-то он изменился, вернее, его изменили, заставив снова вырядиться в маскарадный костюм, который он не снимал многие годы.
Но зачем мог потребоваться подобный маскарад? Для чего нужно менять жизнь человека — наверное, даже жизни многих людей?
Вероятно, это попытка организации какого-либо рода службы социального обеспечения — этакое неудержимое доброхотство, стремление вмешиваться в жизнь других людей.
Или это попытка тщательно спланированного управления потоком мировых событий, чтобы изменить судьбу всего человечества и привести к определенному конечному результату? А это означает, что за все отвечает тот — или те,— кто обладает надежным методом предсказания будущего и способностью выуживать ключевые факторы настоящего, корректировкой которых можно наиболее эффективно повлиять на будущее и направить его в нужное русло.
Телефон на столе вдруг яростно зарычал.
Харрингтон в испуге развернулся, ошарашенный этим нежданным звуком.
Телефон снова зарычал.
Харрингтон рванулся к столу и схватил трубку.
— Я рад,— послышался в трубке голос сенатора,— что не разбудил вас.
— Нет, я только лишь собирался отойти ко сну.
— Вы, конечно, слышали новости?
— По радио.
— Белый дом обратился ко мне...
— И вам пришлось согласиться.
— Да, разумеется. Но потом...
Сенатор шумно сглотнул, потом перевел дыхание, будто находился на грани удушья.
— В чем дело, Джонсон? Что случи...
— А потом,— сообщил сенатор,— у меня был посетитель.
Харрингтон молча ждал продолжения.
— Престон Уайт. Вы с ним, конечно, знакомы?
— Да. Это издатель «Ситуации».
— Он вел себя как заговорщик — чуточку драматично. Говорил шепотом и весьма доверительно. Словно мы с ним заключили какого-либо рода сделку.
— Но что...
— Он предложил мне,— выдавил сенатор, задыхаясь от ярости,— исключительные права на использование Харви...
Тут Харрингтон его перебил, сам отчетливо не понимая почему, словно боялся дать сенатору продолжить предложение:
— Вы знаете, я помню, как много лет назад — я был еще подростком — Харви установили в помещении «Ситуации».
И даже сам был удивлен тому, что так хорошо помнит этот триумфальный вопль фанфар. Хотя тогда этому факту мало кто придавал большое значение, поскольку «Ситуация» была знаменита лишь нерегулярностью своих тиражей. Но теперь все обстоит по-другому — колонку Харви читают почти все, и даже в высокоученых кругах Харви цитируют как авторитетный источник.
— Харви! — фыркнул сенатор.— Моторный калькулятор! Механический пророк!
«Вот оно»,— очумело подумал Харрингтон. Именно это он и пытался нащупать.
Харви был предсказателем. Он выдавал прогнозы каждую неделю, а журнал печатал колонку извергнутых им предсказаний.
— Уайт старался вести себя убедительно,— продолжал сенатор,— Пустился на шуры-муры. Он, дескать, отдает Харви в полное мое распоряжение. Сказал, что будет показывать мне прогнозы, как только те появятся, и воздержится от публикации тех, на которые я укажу.
— Это могло бы оказаться полезным,— заметил Харрингтон.
Ибо Харви знаток своего дела — в том нет никаких сомнений. Неделю за неделей он попадал прямо в яблочко, точка в точку описывая, что и как будет происходить.
— Да не надо мне ничего! — завопил сенатор.— Я и близко не хочу видеть этого Харви. Это худшее из того, что могло случиться. Человечество достаточно здраво может судить, принять или отвергнуть предсказания любого мудреца, если он человек. Но наше технократическое общество выработало у себя условный рефлекс, согласно которому машины считаются непогрешимыми. Мне кажется, что «Ситуация», пользуясь аналитическим компьютером, очеловеченным при помощи имени Харви, чтобы предсказывать тенденции развития мировых событий, намеренно оказывает давление на легковерную публику. И я не желаю иметь с этим ничего общего. Я не хочу путаться с...
— Я понимаю, что значил для вас Уайт. Я знаю, что он радовался вашему назначению, но...
— Престон Уайт,— заявил сенатор,— опасный человек. Любой могущественный человек опасен, а в наше время наиболее могущественным является тот, кто может формировать общественное мнение. Я не могу себе позволить, чтобы мое имя хоть как-нибудь ассоциировалось с ним. Вот он я весь, как на ладони — человек, отдавший служению обществу сорок лет и, благодарение Господу, сохранивший незапятнанную репутацию. А что же будет со мной, если кто-нибудь однажды поймает этого Уайта на горячем? Как я смогу снести такое?
— Его едва не поймали на горячем, когда много лет назад комиссия конгресса проводила расследование. Насколько я помню, большинство показаний касалось Харви.
— Холлис, не пойму, чего я вас беспокою? Я и сам не знаю, зачем позвонил вам. Наверно, чтобы выпустить пар.
— Я рад, что вы так поступили. Что же вы намерены предпринять?
— Не знаю. Разумеется, я вышвырнул Уайта, так что, в принципе, мои руки чисты, но мне по-прежнему горько. Гнусный привкус во рту.
