Валерий Сегаль - Охотники до любви
Концентрик встретился взглядом с Бубной, и на какие-то секунды его охватили сомнения, которые он, впрочем, быстро рассеял. Эта женщина пока еще оставалась для него лишь бывшей подстилкой шкипера торговой галеры, и он абсолютно не задумывался о том, что в нравственном отношении она возможно ничуть не уступает Аделаиде, которую он упорно ищет в этом безумном мире. Такова была любовь во все времена -- слепая, упрямая и необъективная! Внушив себе когда-то нежные чувства к Аделаиде, Концентрик по инерции продолжал хранить их в своей теперь уже изрядно загрубевшей душе.
Бубна имела бешеный успех. Такие женщины крайне редко всходили на этот помост. Цена на нее росла как на дрожжах, а она все смотрела на Концентрика глазами, полными слез и обиды. Концентрик напряженно следил за торгами и думал о том, как хорошо, что он сдержался и не выкинул Бубну за борт прошлой ночью. Похоже, что благодаря этому он станет сейчас вполне состоятельным человеком. Попутно он представлял себе, как на обратном пути угостит всех своих товарищей пивом и шашлыками.
-- Девяносто тысяч крон!.. Продано! -- провозгласил наконец распорядитель, и заплаканная Бубна сошла с помоста навстречу своей судьбе.
Купивший ее главный евнух Великого Островитянина заботливо прикрыл ее наготу богато расшитым вишневым плащом.
7
Контракт требовал, чтобы каждый пират платил четверть всех своих доходов в общую казну. Таким образом, продажа Бубны явилась успешной торговой операцией не только для Концентрика, но и для всей команды "Веселого Мака". Маккормик давно мечтал переоснастить корабль и установить на нем более мощные орудия. Теперь эти мечты приобрели реальную материальную основу.
-- Ну и подарочек преподнес тебе Голландец! -- Маккормик добродушно поздравлял Концентрика. -- Я конечно понимал, что такая баба потянет недешево, но все же никак не ожидал, что ее ляжки уплывут за девяносто тысяч! Пусть меня замаринуют в сперме Святого Духа, если с тебя не причитается, парень!
Концентрик согласно кивнул и пригласил всю "братву" на пиво и шашлыки. Горланя песни, разбойники двинулись в путь.
Концентрик пребывал в отличном расположении духа, однако на Поляне Пивных Бочек он застал страшную для себя картину.
Несколько вооруженных матросов во главе со шкипером гнали с аукциона в гавань только что приобретенную партию из двух десятков галерников. По пути они решили побаловаться пивком, а несчастных, уже раздетых догола, посадили пока на цепи возле толстого ствола отлично прижившегося в здешнем климате старого африканского баобаба.
При виде этой картины у Концентрика сразу пропала охота пить и есть. Кровь закипела в его жилах; ему захотелось драться. Неужели он стерпит и промолчит!? Нет! Не этому его учили рабские цепи и боцманские плети. Не о терпении и смирении он мечтал страшными черными ночами, опустив голову на весло. Помнишь, Деймос!
-- Сволочь! -- заорал Концентрик и, выхватив из-за пояса топор, страшным ударом раскроил ненавистному шкиперу череп. -- Вкусно поесть захотели, гады!
Матросы оцепенели от неожиданности и почти не оказали сопротивления. В несколько секунд Концентрик перебил их всех. Он вновь наслаждался убийством и запахом крови. Он не остановился, даже сразив наповал последнего матроса, и нанес еще один удар уже бездыханному шкиперу, отрубив ему тем самым залитую кровью голову.
Концентрик сорвал большой лист лопуха и тщательно вытер им свой топор. Пираты молчали. Даже эти суровые, привычные к всяческим жестокостям люди были потрясены увиденным. Молчали торговцы пивом. Усатые кавказцы перестали ворошить угли в своих жаровнях. Даже сидевшие на цепях невольники выражали свою радость скромнее, чем можно было ожидать.
Тягостная тишина воцарилась на обычно столь шумной Поляне Пивных Бочек.
-- Напрасно ты это сделал, Концентрик, -- очень серьезно сказал Маккормик. -- Напрасно. Теперь наша торговля здесь под угрозой. Думаю, что Островитянин этого так не оставит.
Концентрик молчал.
-- Освободите рабов, ребята, -- продолжал капитан. -- Хоть нам и не нужно сейчас так много людей, но раз уж так получилось -- мы подпишем с ними контракт.
Концентрик закурил сигарету. Он еще только приходил в себя и даже не слышал толком слов капитана. Одно он знал твердо: он поступил так, как должен был поступить, даже если это была и ошибка. Он знал, что будет поступать так всегда. Он не может иначе. Им постоянно движет слепая ненависть к угнетателям и их тупым равнодушным приспешникам. При этом Концентрик не обманывал сам себя: он знал, что ненависть к угнетателям говорит в нем гораздо сильнее, чем сочувствие угнетенным.
8
Весь октябрь "Веселый Мак" бороздил воды Южного Блядовитого океана в поисках добычи. Лишь однажды за весь этот сухой и солнечный весенний месяц пираты ненадолго бросили якорь в тихой пустынной бухте возле Изумрудного берега, чтобы заправиться пресной водой.
Маккормик был теперь предельно осторожен. К Концентрику он неизменно относился очень тепло, но об инциденте на Острове Тысячи Дев явно не забывал и постоянно думал о возможных последствиях. Он чаще прежнего разгуливал по палубе с озабоченным видом, то и дело осматривая горизонт в свой старинный морской бинокль. Однажды он первым заметил вдали военный фрегат Островитянина, но принять бой не решился, и в течение долгих часов "Веселый Мак" демонстрировал свои скоростные качества, на всех парусах удирая от тяжеловесного преследователя. И все эти часы Маккормик не покидал капитанского мостика, и даже ром ему приносили туда.
Концентрик обычно сопровождал капитана в прогулках по палубе, а вечерами пил ром в его каюте. Он также был хмур и озабочен, но по совершенно иной причине. Он все чаще и чаще вспоминал теперь Бубну: ее чудесную улыбку, тепло ее пышного загорелого тела, наконец ее полные слез глаза и презрительный взгляд, обращенный на него с помоста невольничьего рынка. Поначалу Концентрик старательно гнал от себя эти мысли, но они возвращались вновь и вновь, становились навязчивыми, и к концу октября он уже думал о Бубне гораздо чаще чем об Аделаиде, и пожалуй даже нежнее.
Концентрик, вообще, изменился: теперь ему нужна была женщина, но таковой рядом не было. По ночам он беспокойно ворочался и мечтал о Бубне. Он все время вспоминал, как тогда -- в первый раз -- она судорожно дрыгала ногами, трепетала и дергалась в его могучих объятиях, как потом -- мягкая и горячая -затихла под его тяжестью.
Переменившись по отношению к Бубне, он стал иначе думать о женщинах вообще, но его звериная ненависть к рабовладельцам и торговцам невольниками естественно от этого не ослабла. Напротив, осознав всю тяжесть женской доли на островах Загадочного Архипелага, он нашел лишь еще одну, дополнительную, причину ненавидеть своих врагов. Впрочем, его ненависть к ним и так была беспредельной.
