Люциус Шепард - Отец камней
Она пристально поглядела на него:
- Все было просто. Ты попался на удочку. Вот почему мы выбрали тебя... Ты был таким одиноким, таким наивным. Нам оставалось лишь подстегивать тебя - любовью, страхом, смятением, а под конец наркотиками. Перед тем, как отвести тебя в храм, я - вернее, Дженис - подсыпала кое-что тебе в бренди.
- То, от чего у меня начались галлюцинации?
- Ты имеешь в виду тайник Мардо? Нет, он в самом деле навел на него чары. Наркотик лишь ослабил твою волю, заставил поверить в то, что твердила тебе я - мы в опасности и нас преследуют. Ничего другого.
- А чешуйка?
- Чешуйка?
- Да, чешуйка над кроватью. В ней отразился мертвый чародей, по-моему, Архиох.
Мириэль наморщила лоб.
- Ты так перепугался, что тебе могло привидеться.
Она встала, покачнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за перила балкона. Коррогли почудилось, что выражение ее лица немного смягчилось, он разглядел в нем тоску - и безумие. Да, она должна была сойти с ума, чтобы совершить то, что совершила, чтобы одновременно любить и не любить, лгать и притворяться с такой убедительностью.
- Если бы мы представили доказательства без надлежащей подготовки, продолжала она, - отца все равно могли бы осудить. Поэтому нам нужно было обработать присяжных. Мы положились в этом на тебя, и ты не подвел. Ты верил всему, что тебе подсовывали. - Она повернулась к нему спиной, спустила с плеч халат и произнесла с северным акцентом: - Я не люблю драконов.
Она говорила голосом Дженис!
Коррогли непонимающе уставился на девушку.
- Но она же упала, - пробормотал он. - Я видел.
- Сеть, - объяснила Мириэль. - Под обрывом была натянута сеть.
Эти слова она произнесла певучим голосом Кирин.
- Боже мой! - воскликнул Коррогли.
- Грим может творить чудеса, - пояснила Мириэль. - А говорить разными голосами я умела с детства.
- Все равно не понимаю! Не могли же вы учитывать все до последней мелочи! Те девять свидетелей... Откуда вам было известно, что они убегут?
Ответом ему был исполненный жалости взгляд.
- А, - спохватился он, - ну разумеется, никаких свидетелей не было и в помине.
- Да, только мы с Мардо. И камень отец не кидал, потому что мы не могли рисковать: вдруг бы он промахнулся? Мы навалились на Мардо, тот упал, и отец размозжил ему череп. Потом я приняла наркотик и улеглась на алтарь. Знаешь, культ ведь давно рассыпался. Все испугались "великого дела". Это произошло уже тогда, когда я присоединилась к нему. Нашей главной задачей было изолировать Мардо, поэтому я постоянно напоминала ему о "великом деле", заводила его, зная, что остальные, поверив в осуществимость затеи, попросту разбегутся. Они страшились не Мардо, а Гриауля.
- Получается, тут ты не обманывала?
Она кивнула:
- Мардо был одержим идеей прикончить Гриауля. Он совсем спятил!
- А как насчет кинжала и фигуры в плаще?
- Я не хотела ранить тебя, думала всего лишь попугать. Знаешь, мне стало так страшно! Мне пришлось обежать дом и подняться по черной лестнице, а когда я увидела тебя, то чуть было не решила все бросить. Извини, мне очень жаль.
- Тебе жаль? Господи Боже!
- Тебе не на что сетовать! Ты живешь сейчас так, как никогда не жил! К тому же ты сам сказал, что смерть Мардо - потеря небольшая. Он был недостойным человеком.
- Это слово утратило для меня всякий смысл.
Мысленно оглядываясь назад, Коррогли теперь отчетливо различил то, чему не придавал прежде значения: сходство жестикуляции Мириэль и Кирин, внезапную нервозность Мириэль, когда он заговорил о ее матери, все неувязки, несовпадения и слишком явные мотивы. Каким же он был идиотом!
- Бедный Эдам! - Мириэль подошла к нему, погладила по волосам. - Ты думал, что мир один, а он оказался совсем не таким, как тебе хотелось.
Исходивший от нее аромат апельсинов воспламенил его. Раздраженный и снедаемый желанием, он притянул ее к себе и усадил на колени. Половиной своего сознания Коррогли отвергал ее, ибо желать Мириэль означало соглашаться с тем обманом, в котором ему довелось участвовать, ослаблять свои и без того шаткие моральные устои, однако другой, более сильной половиной он стремился к ней, жаждал слияния и забвения. Он поцеловал девушку в губы, ощущая горьковатый привкус опиума. Она ответила на его поцелуй, сперва вяло, а потом с былой пылкостью прошептала: "Я так скучала по тебе, я люблю тебя, правда, люблю", и снова стала прежней Мириэль мягкой, уступчивой и ласковой. Он с болью в душе осознал, что она и впрямь переменилась и ей действительно плохо; осознал и укорил себя за то, что полностью перестал доверять ей. Он снова поцеловал ее и, пожалуй, овладел бы ею, если бы вдруг за его спиной не раздался мужской голос:
- Милая, тебе не мешало бы быть чуточку поскромнее.
Уронив Мириэль на пол, Коррогли вскочил.
У двери стоял Лемос, в уголках его рта играла улыбка. Он выглядел вполне довольным жизнью и ничуть не походил на то воплощенное отчаяние, того серого неудачника, которого защищал когда-то Коррогли. На нем был добротный костюм, пальцы сверкали перстнями; от Лемоса веяло здоровьем и благополучием, причем он так выставлял это напоказ, что оно казалось отвратительным - чем-то вроде румяной физиономии вдоволь напившегося крови вампира. Мириэль поднялась, и он обнял ее за плечи.
- Не ожидал встретить вас тут, мистер Коррогли, - сказал он. - Впрочем, почему бы и нет? Моя дочь весьма соблазнительна, не так ли?
- Я рассказала ему, папа, - сообщила Мириэль тоненьким детским голоском. - Про Мардо.
- Неужели?
Коррогли с ужасом заметил, что ладонь Лемоса легла на грудь его дочери. Та выгнула спину, как будто прикосновение отца доставляло ей наслаждение, однако у адвоката осталось впечатление, что эта ласка девушке не слишком приятна. Лемос, от которого не ускользнула гримаса Коррогли, спросил:
- Но ведь ты рассказала ему не все, верно?
- Про маму - нет. Он думает...
- Могу себе представить, что он думает.
Лемос улыбался, но его серые глаза оставались холодными, и Коррогли стало страшно.
- Я вижу, вы не одобряете, - проговорил резчик. - Однако человек с вашим опытом должен знать, что иногда отец влюбляется в собственную дочь. Да, общество осуждает подобную связь, но осуждение бессильно прекратить ее. Нас оно, например, всего лишь побудило к действию.
Последний клубок головоломки занял отведенное ему место.
- Земейль не убивал вашу жену! Это сделали вы!
- Вы ничего не докажете, - фыркнул Лемос. - Но, ради интереса, предположим, что вы правы. Предположим, что мы с Мириэль стремились к уединению, а Патриция нам препятствовала. Кто, по-вашему, годился на роль злодея более, чем Мардо Земейль? В храм тогда частенько захаживали любопытные. И кому-нибудь, ну хотя бы мне, было вовсе не трудно убедить Патрицию при случае заглянуть туда.
