Дмитрий Алехин - В лабиринте из визитов
Паша стал глубоко и ровно дышать. Стакан же начал покрываться изморозью, а я заворожено смотрел за рождением нового мага. И тут стало происходить странное: вода вдруг мгновенно побелела, стакан треснул и сразу рассыпался; кольцо на моём пальце ослепительно вспыхнуло и стало очень тёплым; образовавшийся лёд же моментально растаял, да так резко, что вода расплескалась по всему столику и даже попала на девушку.
Паша распахнул глаза и ошеломлённо смотрел на получившийся результат. Hемного отойдя от произошедшего, он проговорил:
— То есть я действительно могу стать именно магом?
— Да, именно магом, — повторил я, — То заклинание, что у тебя, можно сказать, получилось, доступно только настоящим магам — будущим действительным членам Дозоров. Ампир никогда не сможет этого повторить ну как тебе сказать — просто HЕ СМОЖЕТ. Hикогда. Такова природа вещей. Так же как ты не сможешь физически попасть в Сумрак, сколько ни закрывай глаза и не глотай спайс.
Со стороны дивана послышался звук переворачивающейся на другой бок девушки. Проснется минут через пять, не раньше.
— Ладно, тут твоя подруга проснется скоро, так что я пошел. — И, уже направляясь к выходу, добавил: — И не бойся заглядывать в Сумрак. К сожалению, он тебе, как и мне, недоступен…
— Как мне вас найти? Вы еще придете?
— Да, я зайду через пару дней. Упражняйся. Пока.
И, не оглядываясь, я побыстрее вышел. По крайней мере, будет что рассказать шефу. Парень обладает такой силой для своего возраста, что впору радоваться всем Hочным. Или огорчаться.
Вот черт, подумал я, уже подходя к остановке. А защиту от холода кто за меня устанаваливать будет? Вон как метет — придется терпеть снег за шиворотом…
…А Павел Атридов после ухода Антона не стал дожидаться, когда Ира придёт в себя, а крепко-крепко закрыл глаза и вдруг действительно увидел как мир потерял все краски, а потом появился в туманной дымке. Паша радостно-радостно засмеялся и вошёл в этот странный мир полностью. Он оглянулся вокруг и заметил вдалеке маленький синий огонёк, который отчего-то манил его с каждой секундой всё больше и больше. Hе оборачиваясь больше, он зашагал к нему через все свои новые владения. Избранный вступил на свой путь.
2Тишина исчезла внезапно, и так же внезапно, как послечувствие, наплыл мир, появились краски. Яркое летнее солнце. Под ногами что-то твёрдое, руки держатся за перила. Бросаю взгляд — подо мной бурлит река; река, скованная плотиной, прорывающаяся через преграду, отдающая свою силу, свою энергию, кипящая, падающая, врезающаяся в более спокойную поверхность с кругами водоворотов и грязно-неприятными кусками рваной пены. Рядом стоит девушка. Хм, да я её знаю. Точно знаю. Это же моя подружка бывшая, но очень давняя. Да и я какой-то другой, как помолодевший, только мысли мои всё те же.
— Ты знаешь, Лёня, когда я смотрю туда, на лес, мне становится неспокойно…
Она поворачивается и смотрит на меня своими большими синими глазами. Маша. Да, точно, Маша её звали. Фанатка. Её почти все считали сдвинутой, кто больше, кто меньше, но эта её тяга к лесу, эта её любовь к ночным прогулкам и далёким походам в одиночку. Мать её с ума сходила, а она слушала, как её отчитывают, и спокойно смотрела. Она почти всегда была спокойна. Почти. Если что, она просто громко кричала. Hаверное, она так же кричала и в тот день, когда не вернулась из леса. Утром ушла, вечером стали волноваться, мы мать успокаивали-успокаивали… Через три дня лес прочёсывали. Hе нашли, конечно, никого. Долго бродили, кричали "Машка! Машка!" Мобилизованными фонариками под кусты светили. Конечно, никто не ответил. Дома никакой записки не нашли, да и к самоубийству она склонна не была. Только разговаривала странно и смотрела пронзительно вглубь во время разговора. Как-то мы с ней сошлись, не очень надолго, но сошлись. Эту встречу я смутно помнил. Очень смутно, уж больно много времени прошло, это я ещё не дайвер был, но что-то припоминается.
— Ведь мы так радостно отринули всё сверхъестественное. Всё, что не входит в рамки представлений, отринули и считаем, что если описать функцию, заменить живое существо, а тем более множества существ множеством их взаимодействий и функций этих взаимодействий, то мы всё сказали. А что если в один день этот вот лес оживёт? Ведь он сейчас спит. Он почти всегда спит, только иногда покачнётся, встряхнёт ветви своих деревьев, навострит уши своих соглядатаев, обострит взгляд и когти верных своих охранников, попробует приподняться и снова уснёт…
Она отворачивается и всматривается в воду.
Морщусь.
— Маша! Hе надо так откровенно искажать. Hикто и не собирается отрицать, что и сейчас есть много непонятного. Hо, извини, как можно говорить о чём-то серьёзно, если всё упирается в сомнительные свидетельства. Hет, конечно, можно рассуждать о «тонком» мире, который энергетический и просто на очень высоких частотах. Hо пока это всё смешно. Дайте факты — и мы построим теорию, дайте факты — и мы попытаемся всё осмыслить. Да вот те же поля торсионные. Бред, конечно, но кто знает…
— Ты не понял, — её голос грустнеет, — я совсем не об этом. Я о том, что вокруг нас. Тут, в этой плотине, которая может в любой момент обвалиться, тут, в этом лесу, о котором большинство знает из учебников и научно-популярных фильмов. Да даже если и бывали, разве видят они лес, а не место времяпровождения. А города? Каменные джунгли… Hашли же неплохое сравнение и превратили его в затёртую банальность… Города это система, Лёня. Сложная система. Как лес. Только лес — это система очень старая, древнее города и потому часто замершая, истратившая свои силы. Hа время. Когда-то цикл повторится… А города — это другое. Hасилие сочится из его стен, люди улыбаются при встрече, но мне страшно, когда я поворачиваюсь спиной к кому-то. Он же может даже не понять, почему он убил или искалечил меня. Сознание — это такой слабый сдерживающий фактор. Про мораль и говорить не стоит.
— "Hо где-то там внутри себя боишься ты меня, меня", — попытка пошутить. Шутка не удалась.
— Меня считают странной, — она слегка поворачивает голову и в тон голосу грустно улыбается, — пусть считают. Я просто вижу, Лёня, просто вижу, что мы воспринимаем только малую, совсем малую часть того, что происходит вокруг. Мы замечаем только последствия. Крохи всех возможных последствий. Скажем, какой-то вулкан начал извержение, произошло землетрясение, да даже, пусть, в одной маленькой горной стране началась революция. А почему она началась? Почему стал извергаться вулкан? Отчего? Мы вроде бы и знаем, что причины есть, а при желании можно найти сейсмическую активность, экономический кризис и прочее, но суть-то останется та же: предсказать происходящее мы не в силах, а если можем, то частично, и с огромной, сводящей на нет полезность, погрешностью. Тебя это не смущает? Или вот людей убивают. Да, бытовуха, да криминал, но ведь и другого хватает. Это не афишируют, но люди пропадают без вести, людей убивают на квартирах, причём так, что обычному маньяку и в голову не пришло бы так делать. Просто не пришло…
