Герберт Уэллс - Остров доктора Моро (пер. Быкова)
Сначала они ужасно боялись его, — это меня нѣсколько оскорбляло, такъ какъ я гордился своимъ произведеніемъ, — однако, манеры его были такъ милы, и онъ казался такимъ уничтоженнымъ, что немного времени спустя канаки приняли его и взялись за воспитаніе. Учился онъ быстро, подражая и усваивая себѣ все; построивъ себѣ хижину, сдѣланную даже лучше, какъ казалось мнѣ, другихъ хижинъ. Среди канаковъ нашелся одинъ, который выучилъ мое созданіе читать или, но крайней мѣрѣ, складывать буквы и далъ ему нѣсколько основныхъ понятій о нравственности. По всему было видно, что привычки звѣря совершенно отсутствовали въ немъ, а это представлялось наиболѣе желательнымъ.
— Послѣ этого я отдыхалъ нѣсколько дней и собирался написать отчетъ обо всемъ дѣлѣ, чтобы расшевелить европейскихъ физіологовъ.
— Но однажды я нашелъ свое твореніе сидящимъ на деревѣ, оно безъ умолку кричало и дѣлало гримасы двоимъ, дразнящимъ его, канакамъ. Я погрозилъ ему, упрекнулъ въ безчеловѣчности подобнаго поступка, пробудилъ въ немъ чувство, стыда, а возвратясь домой, рѣшилъ, прежде чѣмъ познакомить публику съ моими работами, сдѣлать еще болѣе удачный опытъ. И мнѣ удалось, но, какъ бы ни было, звѣрство упорно возвращалось къ моимъ созданіямъ, день ото дня одерживало верхъ надъ человѣкомъ. Я всѣми силами стремлюсь въ моихъ работать къ совершенству и достигну цѣли. Эта пума…
— Однако, возвратимся къ разсказу. Ни одного изъ канаковъ нѣтъ теперь въ живыхъ. Одинъ вывалился за бортъ шлюпки, другой умеръ отъ раны наконечникомъ колья, отравленнымъ имъ, какимъ-то образомъ, сокомъ растенія. Трое бѣжало на яхтѣ и, по всей вѣроятности, утонуло. Послѣдній былъ…. убитъ. Я замѣнилъ ихъ другими существами. Монгомери велъ себя такъ-же, какъ вы, и собирался сдѣлать то же, что и вы. Затѣмъ…
— Что стало съ послѣднимъ канакомъ, — живо спросилъ я, — съ тѣмъ, который былъ убитъ?
— Дѣло въ томъ, что я создалъ нѣсколько человѣческихъ существъ, и, вотъ одно изъ нихъ…
Наступила пауза.
— Ну, что же дальше? — проговорилъ я.
— Онъ былъ убитъ!
— Мнѣ не понятно. Вы хотите сказать, что…
— Одно изъ моихъ созданія убило канака… Да!
— Оно уничтожило многое, что попало ему въ руки. Мы преслѣдовали его въ теченіе двухъ дней. Оно было случайно выпущено безъ всякаго желанія съ моей стороны предоставить ему свободу. Это было просто испытаніе. Работа надъ существомъ не была закончена. Оно, лишенное конечностей, извивалось на солнцѣ, какъ змѣя. Уродъ обладалъ непомѣрною силою и обезумѣлъ отъ боли; онъ двигался съ большою быстротою, подобно плавающей морской свинкѣ.
— Въ теченіе нѣсколько дней пряталось чудовище въ лѣсу, уничтожая все живое, попадавшееся ему въ пути; когда же мы погнались за нимъ, оно уползло въ сѣверную часть, и мы раздѣлились, чтобы окружить его. Монгомери не захотѣлъ отдѣлиться отъ меня. У канака былъ карабинъ; когда же мы нашли его трупъ, дуло его оружія было изогнуто въ видѣ французской буквы S и почти насквозь прогрызено зубами… Монгомери выстрѣломъ изъ ружья убилъ чудовище… Съ того времени у меня явился особый взглядъ относительно идеаловъ человѣчества!
Онъ замолчалъ. Я продолжалъ сидѣть неподвижно, изучая его лицо.
— Такимъ образомъ, — продолжалъ докторъ, — цѣлыхъ двадцать лѣтъ, считая въ этомъ числѣ девять лѣтъ въ Англіи, — я работаю, и все еще есть нѣчто въ моихъ работахъ, что раздражаетъ меня, разрушаетъ мои планы и вызываетъ на новые труды. Иногда у меня выходитъ лучше, въ другой разъ хуже, но все еще я далекъ отъ своего дѣла. Человѣческая форма, а она дается мнѣ въ настоящее время почти легко, имѣю ли я дѣло съ слабымъ граціознымъ животнымъ, или съ сильнымъ и неуклюжимъ, но часто меня приводятъ въ смущеніе руки и когти — болѣзненные придатки, которые я не осмѣливаюсь обдѣлывать слишкомъ рѣшительно. Однако, главныя мои затрудненія — въ преобразованіяхъ, которымъ необходимо подвергнуть мозгъ животныхъ. Часто онъ остается совершенно первобытнымъ съ необъяснимыми пробѣлами въ понятіяхъ. Менѣе всего меня удовлетворяетъ, и чего я не могу достигнуть и точно рѣшить, — это, гдѣ находится источникъ эмоціи. Вкусы, инстинкты, стремленія, вредныя человѣчеству — странный и скрытный резервуаръ, которые неожиданно воспламеняется и всецѣло преисполняетъ существа гнѣвомъ, ненавистью и страхомъ. Эти изготовленныя мною существа показались вамъ странными и опасными при первомъ же наблюденіи за ними, а мнѣ съ перваго начала казались, внѣ всякаго сомнѣнія, человѣческими существами. Затѣмъ, при дальнѣйшемъ наблюденія за ними, мое убѣжденіе разсѣивалось. Сначала одна звѣрская черта, за ней другая появлялись на свѣтъ Божій и повергали меня въ уныніе. Но я еще достигну цѣли. Каждый разъ, какъ я погружаю живое созданіе въ эту жгучую бездну страданій, я говорю себѣ: на этотъ разъ все животное будетъ выжжено, и моими руками создается вполнѣ разумное существо. Къ тому же, что значатъ десять лѣтъ? Понадобились сотни, тысячи лѣтъ, чтобы создать человѣка!
Онъ погрузился въ глубокое размышленіе.
— Все-таки я приближаюсь къ цѣли, я узнаю секретъ; этотъ пума, котораго я… — Онъ снова замолчалъ.
— А они снова возвращаются къ своему прежнему состоянію, — произнесъ онъ. — Лишь только я оставлю ихъ въ покоѣ, какъ въ нихъ обнаруживается звѣрь и предъявляетъ свои права…
Наступило новое продолжительное молчаніе.
— Въ такихъ случаяхъ, — сказалъ я, — вы отсылаете своихъ чудовищъ въ оврагъ?
— Они сами идутъ туда, я отпускаю ихъ при первомъ появленіи въ нихъ звѣря, и вскорѣ они поселятся тамъ, внизу. Всѣ они боятся этого дома и меня. Въ лощинѣ одна пародія на человѣчество. Монгомери знаетъ кое-что объ этомъ, такъ какъ онъ вмѣшивается въ ихъ дѣла. Одного или двухъ онъ пріучилъ служить намъ. Онъ стыдится, но, мнѣ кажется, у него особаго рода страсть къ нѣкоторымъ изъ тѣхъ существъ. Это его дѣло, и меня не касается. На меня мои жертвы производятъ непріятное впечатлѣніе и внушаютъ мнѣ отвращеніе. Я думаю, что онѣ придерживаются правилъ, завѣщанныхъ имъ канакомъ-миссіонеромъ, и ведутъ слабое подобіе разумной жизни — бѣдные звѣри! У нихъ есть нѣчто, что называется Закономъ, они напѣваютъ пѣсни, въ которыхъ возсылаютъ славу какому-то «ему». Они сами строятъ себѣ берлоги, собираютъ плоды, нарываютъ травъ и даже вступаютъ въ браки. При всемъ этомъ, однако, внутри ихъ самихъ не видно ничего, кромѣ душъ звѣрей, загубленныхъ звѣрей съ ихъ яростью и другими жизненными инстинктами, требующими удовлетворенія… Тѣмъ не менѣе, среди всѣхъ живущихъ на свѣтѣ это удивительно странныя существа. Въ нихъ есть нѣкоторое стремленіе къ высшему — частью изъ хвастовства, частью изъ излишняго возбужденія, частью изъ присущаго имъ любопытства. Конечно, это только обезьяничанье, одна насмѣшка… Я питаю надежду на своего пуму. Я тщательно трудился надъ его головой и мозгомъ.
