Геннадий Гор - Скиталец Ларвеф. Повести
Заглянув в комнату, где ожидал гость, отец Арида успокоился и поспешил успокоить жену. Гость не терял ни секунды. Достав из кармана миниатюрный вычислитель и положив перед собой лист бумаги, он углубился в какие-то формулы.
Арид пришел домой, не обратив внимания на вездеход, ожидавший Эрона-младшего.
— Где ты пропадал? — спросила его мать.
— Ты даже не догадываешься, кто тебя ждет!
— Кто бы меня ни ждал, я не мог об этом знать. И поэтому не виноват перед своим гостем.
— Нет, отчасти виноват!
Слова матери отражали ее волнение, радость, тревогу.
Арид подумал: если бы меня ждал Ларвеф! Но, увы, это невозможно…
Великий ученый долго просидел у Арида. Они о чем-то горячо спорили, и даже когда ученый уходил, он остановился на пороге и продолжал спорить со студентом, гневно выкрикивая какие-то формулы и размахивая руками.
Когда гость сел в свой вездеход и вездеход унес его к делам и заботам, отец спросил Арида:
— Он, кажется, был недоволен тобой?
— Ты ошибаешься отец, он был недоволен не мной, а собой.
— Почему?
— Потому что мои вычисления и гипотезы оказались ближе к истине, чем его.
Отец с изумлением посмотрел на своего сына.
Окончив кибернетический и философский институт, Арид поступил работать в большую экспериментальную лабораторию Эрона-младшего.
Еще в школе у него возник грандиозный замысел создать гениальный мозг, вооруженный опытом не только индивида, отдельной личности, но и опытом историческим. Эта идея возникла в результате общения с Ларвефом. В Ларвефе парадокс времени осуществил неосуществимое, он слил юношу со стариком.
Память Ларвефа соединила две эпохи, разделенные двухсотлетием, слила вместе две разных современности. Сын двух эпох, Ларвеф обладал невиданным опытом.
Задумав создать гениальный мозг, Арид поставил перед собой необычайную задачу.
Он рассуждал так;
«Ларвеф — вечный странник. Через сто или двести лет он ненадолго остановится в новой современности, чтобы отдохнуть, познакомиться с дильнейцами новой эпохи и затем снова отправиться в путь. Его влечет неведомое, загадки познания, поиски истины. Я же хочу служить своим современникам. Я создам грандиозный искусственный мозг, чья гигантская ненасытная потребность познания будет слугой коммунистического общества Дильнеи. Ларвеф неправ. Как бы мне хотелось встретиться и доказать ему его неправоту!
Но это невозможно. Он впереди всехи в том числе меня на много лет. Ну что ж, мой искусственный мозг, почти не подверженный влиянию энтропии, встретится с ним через двести лет и выскажет все мои сомнения».
Годы шли, Арид положил много сил на то, чтобы реализовать свою дерзкую идею. Но ему пришлось прервать работу над созданием гигантского аппарата познания и мысли. Совет коммунистического общества поручил ему дело более срочное и важное, ему, Эрону-младшему и всем талантливым ученым планеты.
В эти дни весь мир узнал о том, какую огромную задачу предстоит решить соединенным усилием многих наук.
В те часы, когда все сидели перед экранами приближателей, там возникло лицо одного из самых уважаемых членов Совета и все услышали его мощный голос. Он говорил:
— Юноши! Вы не скоро расстанетесь с вашей юностью. Ее продлят. Зрелые люди, вы можете не бояться старости. Ее отменят. Больные! Вас излечат от ваших болезней, чем бы вы ни болели. Старики! Вам вернут вашу утраченную молодость! Дети! Запоминайте то, что вас окружает. Скоро изменится мир.
Жизнь не будет знать увядания.
СПРАВОЧНИК НЕ ХОЧЕТ ОТВЕЧАТЬ НА ВОПРОСЫ
Эрудит сказал Эрое:
— Не спрашивайте меня о нем.
— Почему ты не хочешь, чтобы я тебя спрашивала? Ты и создан только для того, чтобы отвечать.
— Я не знаю, для чего я создан, впрочем так же как и ты. Но существуют вопросы, которым лучше бы остаться без ответа.
— Перестань своенравничать. В конце концов, ты справочник, а не капризный актер. Скажи, пожалуйста, ты не хочешь ответить на мой вопрос или не можешь?
— Какая разница… Не могу, не хочу. В сущности, это одно и то же.
— Нет, разница существует. В твоей памяти запрограммирована его биография, того, о ком я тебя спрашиваю. Прошу тебя, не упрямься. Отвечай на мои вопросы.
— Нет, не буду.
— Я тебя распрограммирую! И тебя снесут туда, где валяется всякое не нужное никому старье, всякий лом и хлам.
— Нет, ты не сделаешь этого, не пугай. Я тебе нужен.
— Отчего же ты упрямишься и не хочешь отвечать на мой вопрос?
— Дело в том, — сказал Эрудит, по-видимому неохотно и при этом замедляя слова, — он сам не хотел, чтобы о нем знали. Он ведь не оставил ни одного автопортрета, уничтожил все свои изображения.
— Но он был замечательный художник. Его пейзажами восхищается весь мир, хотя они были созданы в середине прошлого тысячелетия.
— Знаю, — сказал Эрудит, — но я знаю и другое. Он сжег все свои автопортреты. Он хотел унести с собой в небытие свой лик, свои внешние черты. Он не хотел, чтобы будущие поколения разглядывали его…
— Почему? Тебе об этом что-нибудь известно?
— Нет, мне ничего не известно, — сказал Эрудит. — Я могу опираться только на догадки. Но мое профессиональное самолюбие не позволяет мне спекулировать домыслами. Я поклоняюсь только одному богу-фактам!
— Я знаю. И ценю это. Но в этом случае я прошу тебя сделать исключение.
Мне даже и догадки могут пригодиться. Пойми, Эрудит.
— Для чего тебе нужны догадки? Ты всегда ценила только факты. И я уважал тебя за это.
— Я хочу восстановить его облик. Мне нужно на что-то опереться.
Электронный Эрудит погрузил себя в молчание. Пауза затянулась. Уж не демонстрировал ли он своим упорным молчанием желание противодействовать Эрое? Для справочника это было бы слишком!
Арид застал Эрою в лаборатории разглядывающей воспроизведение старинной картины. Погруженная в глубокую задумчивость, Эроя не сразу заметила присутствие своего друга и собеседника.
— Да, это не просто изображение мира, а нечто большее, — произнес Арид.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила Эроя.
— Собственно, ничего. Я только хочу похвалить то, что, в сущности, выше всяких похвал. Гочнив был не только великим художником, но и великим мыслителем. А вы знаете, что он уничтожил все свои портреты?
— Еще бы мне этого не знать. Ведь я хочу создать его изображение, восстановить утерянный в небытии его внешний и внутренний облик.
— Вопреки желанию самого художника? — удивленно спросил Арид. — Это значит нарушить его волю, его желание. Впрочем, я не осуждаю вас. Прошло столько столетий, и мы имеем право увидеть изображение того, кто так много сделал для дальнейшей цивилизации.
