Коллектив авторов - Полдень, XXI век (март 2011)
Капитан застрелился прежде, чем мы окончательно осознали, что здесь к чему, и по большому счету я считаю, что он правильно сделал. Понял, наверное, что уж ему-то мы ни за что не позволим всплыть, и решил не мучиться попусту.
Странно – я совершенно не помню, как садился на эту подводную лодку. Не помню даже, как в первый раз увидел капитана и троицу своих попутчиков. Это от стресса, наверное. Потому-то и кажется мне, что все это будто во сне. В общем, теперь за роль инвалида будем состязаться мы с Васей. Интересно, а Ирина и правда помогла вытянуть правильную бумажку? Очень уж виноватым голосом она оглашала мой жребий.
– Ну, что, проведем повторную жеребьевку? – предложил я.
– Нет, – Вася медленно покачал головой, словно она у него вдруг отяжелела. – Я ей не доверяю.
Ирина вспыхнула, но я жестом остановил ее. Она, похоже, прислушалась к голосу разума, поняла, что дальнейшие споры лишь отдалят момент ее спасения, и промолчала.
– Хорошо, ты не доверяешь Ирине. Это твое право. Тогда пусть жеребьевку проведет Дмитрий.
– Ему я тоже не доверяю, – процедил Вася сквозь зубы.
– Что ты предлагаешь? – я снова смотрел ему прямо в глаза, но теперь он наконец-то собрался с силами и более не желал отступать. Первая жеребьевка, похоже, здорово попортила ему нервы, и он попросту не мог решиться на повторение процедуры.
– А давай попробуем оценить, кому из нас лучше выплыть, – предложил он, хитро щурясь.
– Лучше для кого? – я тут же поймал его на формулировке, но он лишь отмахнулся.
– Вот ты кем работаешь? – начал он.
– Менеджер, – я пожал плечами.
– И я… – удивленно пробормотала Ирина.
– Я тоже… – у меня создалось впечатление, что он собирался придумать себе какую-то другую профессию, но от неожиданности брякнул правду.
– А вы? – проникнувшись уважением к Дмитрию, я невольно обратился к нему на «вы». Дмитрий кивнул.
– Что ж, ожидаемо, – Вася потер подбородок. – Кто бы еще согласился заплатить такие деньги за эту проклятую экскурсию?
– Ну, и что дальше? – его спектакль меня раздражал, я уже чувствовал, что ничего у него не выйдет, хотя бы уже потому, что мы трое объединились в один лагерь – пусть и неявно. А значит, Вася сейчас противостоял не только мне. С учетом того, что исключить осталось всего одного человека, мои шансы росли.
– Меня жена дома ждет… – пробормотал он. Подбородок его вновь затрясся. – И трое детей. Младшая через месяц в школу пойдет… придет домой с учебниками, а меня нет. И спросит: «Где папа?». А жена ей ответит: «Он… – голос Васи сорвался, он судорожно сглотнул, – папа уехал, а когда ты с ним встретишься, он обязательно проверит твое задание. Поэтому учись хорошо, чтобы его порадовать». Она ведь у меня умница. Наверняка придумает что-нибудь в этом духе… – он всхлипнул.
Люди плачут от жалости к себе – вот что говорил мне мой жизненный опыт. Особенно мужчины – все остальные причины они способны задавить и загнать внутрь. Но только не эту.
– И в каком же году вы с ней поженились? Когда твоя дочка начала ходить? В каком году вы зачали первого ребенка? – быстро спросил я. Вася задрожал всем телом и посмотрел на меня мокрыми, налитыми кровью глазами.
– Нет у тебя никакой жены, – холодно и безжалостно бросил я. Дмитрий поморщился, но я не обратил на это никакого внимания. Я закипал. Ненавижу, когда меня обманывают. Если бы он и правда оказался отцом троих детей, я бы, может, еще и подумал. «Не подумал бы!» – прошептало из глубин разума предательское подсознание. Ладно, может, и не подумал бы. Но в любом случае он врал, нагло врал. – А у меня, – продолжил я сквозь зубы, – жена есть. Паспорт могу показать. И она действительно надеется, что я вернусь. Чем еще меряться будем? Пользой для человечества? Так ведь я же больше тебе на слово не поверю.
Вася застонал и закрыл лицо руками. Он зарыдал, уже не таясь и никого не стесняясь. Плечи его дрожали, слезы утекали сквозь пальцы и скатывались под рукава, но он по-прежнему не вызывал у меня ни капли сочувствия. Может, и вызвал бы, если бы моя жизнь не оказалась на другой чаше весов.
– Почему? – простонал он. – В чем я неправ? Мне очень хочется жить. Я что, виноват? Я провинился? Я жить хочу, понимаете? Очень! Я, может, хочу этого больше, чем вы все вместе взятые. Умирать… не хочу… хочу… жить… пусть калекой, черт с ним… жить, – он бы, наверное, расхохотался, впадая в истерику, но спазмы, схватывавшие его за горло, не позволили ему это сделать. Он продолжал плакать, а я продолжал смотреть на него. – И вообще, я не понимаю, почему мы разыгрываем только один билет, – произнес он, неожиданно успокоившись и отнимая руки от лица. Выглядел он паршиво – мокрые щеки, мокрый подбородок, на скулах болезненная краснота, веки опухли от слез. Своими больными, все еще наполненными страданием глазами он посмотрел на Ирину. Девушка вздрогнула.
– Мне кажется, мы это уже проходили, – я вздохнул. – Она девушка и…
– И что? – Вася перевел свой взгляд на меня. Теперь в его глазах загорелся гнев. Он понял, кто его основной противник. – Да, она самка, ну, а мы – самцы, и что дальше?
– Нормы морали… – начал было Дмитрий своим прежним голосом проповедника.
– Нет, к черту нормы! – Вася замахал правой рукой, будто он отгонял муху. – Вы объясните мне, обоснуйте.
– Я… – вступила Ирина.
– Да, ты, – согласился Вася. Поняв, что меня ему не одолеть, он решил выбрать себе цель попроще. – В тебе-то и вся проблема. Чем ты лучше нас?
– Ты хотел сказать лучше тебя, – заметил я, тем самым неявно утверждая свое право на один из скафандров.
– Пусть так, – Вася даже не пытался со мной спорить. – Человеческие самки слабее, и они производят на свет детенышей. Ну, и что дальше? Из-за этого мы теперь должны принести себя в жертву ей? На дворе уже не каменный век, соображения выживания вида сегодня не в моде. Я бы даже сказал, что современному человечеству вообще наплевать на выживание вида.
Выживание каждого конкретного индивида – вот что действительно важно. Что из того, что она может производить на свет детенышей? И, кстати, вопрос – может ли? – Ирина сжала губы, но ничего не сказала, Дмитрий зашевелился на своем стуле, но я махнул рукой, останавливая его. Пусть Вася выговорится. – Сколько она их произведет? Одного? Двух? Да и произведет ли? Она же так называемая бизнес-леди, ее вряд ли заинтересует перспектива мытья кастрюль и стирки пеленок. Может, она вообще умрет одинокой, не оставив после себя ничего. Так в чем же тогда, я вас спрашиваю, ее ценность, и почему эту ценность вы признаете столь безоговорочно, что даже не считаете нужным ее обсуждать?
– Ты мыслишь категориями животного, – сказал, наконец, Дмитрий. – Но нормы морали, сложившиеся исторически…
