Филип Дик - Солнечная лотерея
— Нам больше ничего не остается, — наконец сказал он. — Наши клятвы, наша преданность. Это цемент, без которого любое здание развалилось бы. А чего это стоит? Немногого. Все это уже начинает обеспечиваться.
— Неправда! — крикнула Элеонора.
— Разве Мур предан Веррику?
— Нет, и именно поэтому я его оставила. Его и его теории. Он только их и знает! — Ее амулеты свирепо раскачивались. — А я все это ненавижу!
— Самому Веррику тоже нельзя доверять, — мягко сказал Бентли. — Он видел побелевшее лицо молодой женщины, едва владевшей собой. — Не ругай Мура, он старается подняться как можно выше, как и все в этом мире, как, кстати и Риз Веррик. Какое имеет значение, если кто-то посылает свои клятвы ко всем чертям ради того, чтобы сорвать большой куш, заполучить чуть больше влияния, чуть больше власти. Это гигантская давка, где все стремятся к вершине, и ничто, никакая сила и преграда их не остановит. Вот когда все карты будут раскрыты, ты увидишь истинную цену их преданности.
— Веррик никогда не нарушит своей клятвы. Он никогда не допустит падения того, что зависит от него!
— Он это уже сделал. Допустив, чтобы я присягнул ему, он нарушил моральный кодекс. Ты ведь должна это знать лучше, чем кто бы то ни был, не так ли? А я чистосердечно присягнул.
— Боже! — устало воскликнула Элеонора. — Ты теперь ему этого никогда не простишь? Это от того, что тебе кажется, будто он посмеялся над тобой.
— Это серьезнее, чем ты можешь вообразить. Вся эта подлая система начинает показывать свое истинное лицо. И когда-нибудь ты увидишь его. Что касается меня, то я уже увидел, и с меня достаточно. Чего, например, можно ожидать от общества, основанного на играх и убийствах?
— Но это вина не Веррика. Конвент учрежден достаточно давно, тогда же, когда установили систему и Минимакс.
— Веррик не из тех, кто честно следует принципам Минимакса. Он пытается обойти эти принципы с помощью стратегии, реализуемой через Пеллига.
— И это пройдет, не так ли?
— Возможно.
— На, что же ты жалуешься? Разве это имеет какое-нибудь значение? — Она схватила его за руку и энергично встряхнула. — Послушай, забудь об этом. Ты занимаешься ерундой. Мур слишком болтлив, а ты слишком совестлив. Наслаждайся жизнью, завтра будет великий день.
Она налила им обоим и пристроилась рядом с ним на диване. Ее шевелюра блестела и отливала огнем в полумраке комнаты. Она поджала под себя ноги. Серые точки, оставшиеся навсегда над ее ушами, побледнели.
Сжимая бокал пальцами с накрашенными ногтями, она наклонилась к Бентли, прикрыла глаза и нежно спросила:
— Ты с нами? Я хочу, чтобы ты ответил.
— Да, — ответил Бентли после минутного раздумья.
— О! Как я счастлива! — вздохнула она.
Бентли поставил свой бокал на низкий столик.
— Я присягнул Веррику. У меня нет другого выбора, разве только нарушить клятву и сбежать.
— Факт.
— Я никогда не нарушал своих клятв. Мне уже давно осточертело в Птице-Лире, но я никогда не пытался бежать оттуда. Сделай я это — надо мной повисла бы опасность быть пойманным и убитым. Я приемлю закон, дающий покровителю право казнить или миловать сбежавшего слугу. Но я считаю, что ни слуга, ни покровитель не должны нарушать своих клятв.
— Мне показалось, ты говорил, что система рушится.
— Она рушится, но мне не хочется прикладывать к этому руки.
Элеонора поставила бокал и обвила его шею своими гладкими обнаженными руками.
— Как ты жил? Ты знал многих женщин?
— Нескольких.
— Какие они были?
Он пожал плечами.
— Всякие.
— Милые?
— Да, я думаю.
— Кто была последняя?
Бентли задумался.
— Это было несколько месяцев назад. Она была класса 7–9, по имени Юлия.
Элеонора втупила в него взгляд своих зеленых глаз.
— Расскажи мне, какая она была.
— Миленькая. Хорошенькая.
— Она походила на меня?
— У тебя волосы гораздо красивее. — Он погладил ее огненно-рыжую гриву. — У тебя очень красивые волосы и прекрасные глаза. — Он привлек ее к себе и долго держал, прижав. — Ты очень хорошая.
Она прижала маленький кулачок к амулетам, болтавшимся между ее грудей.
— Все идет хорошо. Мне сопутствует удача. Большая удача. — Она дотянулась до его губ. Мгновение ее живое лицо дышало рядом с его, затем, вздохнув, она отняла губы. — Как хорошо будет работать здесь всем вместе.
Бентли ничего не ответил.
Она отодвинулась от него и закурила сигарету. Приподняв подбородок и скрестив руки, она одарила его торжественно-серьезным взглядом своих зеленых глаз.
— Ты далеко пойдешь, Тэд. Веррик о тебе очень хорошего мнения. Вчера вечером я так боялась, слушая, что ты говоришь и видя, что ты вытворяешь. Но его это не рассердило. Он уважает тебя, он чувствует, что в тебе что-то есть. И он прав. В тебе есть что-то сильное, индивидуальное! Как бы мне хотелось прочесть, что у тебя в голове! Но с этим покончено навсегда.
— Хотел бы я знать, понимает ли Веррик серьезность твоей жертвы.
— У Веррика есть дела поважнее. Ты отдаешь себе отчет в том, что завтра мы, быть может, вернемся туда, и все будет, как прежде, как хотелось бы тебе. Фантастично, правда?
— Да, конечно.
Элеонора положила сигарету, быстро наклонилась и обняла его.
— Итак, ты действительно идешь с нами? Ты поможешь нам задействовать Пеллига?
Бентли незаметно качнул головой. — Да.
— Превосходно. — Она посмотрела на него. Ее зеленые глаза страстно горели в полумраке комнаты. Ее ароматное дыхание стало резким и прерывистым. — Тебе нравится эта комната? Она достаточно большая? У тебя много вещей?
— Нет, не много, — сказал Бентли. — Он чувствовал огромную тяжесть на душе. — Это все образуется.
Удовлетворенно вздохнув, она отстранилась от него и залпом осушила свой бокал. Затем она погасила свет и вернулась к нему. Единственным, что давало немного света, была ее сигарета, лежавшая в медной пепельнице. Казалось, вокруг ее волос и губ распространялось красноватое сияние. Соски ее грудей слегка горели.
Возбужденный ее светящимся телом, он в следующее же мгновение повернулся к ней. Удовлетворенные и томные, с влажными разгоряченными телами, они долго лежали неподвижно на скомканной одежде. Элеонора протянула руку, желая взять то, что осталось от сигареты. Она поднесла это к губам и дунула ему в лицо, в глаза, в нос, в рот, на него повеяло странным ароматом удовлетворенного желания.
— Тэд, — страстно зашептала она. — Я тебя удовлетворяю? — Она легонько приподнялась, казалось, мышцы ее размягчились и стали почти жидкими. — Я знаю, я… узкая.
