Александр Казанцев - Дар Каиссы (сборник)
Тюльпаны, тюльпанчики! Красные, желтые, пестрые в крапинку. Растут полосами. И кажется, будто это яркие волны застыли в своем беге морском, покрыв цветастым ковром скучные гребни барханов. Еще недавно эти серые гребни клубились песчаным дымком, который засыпал и цепочки следов ящерицы, и полоски от проползшей юркой змеи. Я их ужасно боялась, и змеи и ящериц. Не знаю, как они теперь чувствуют себя в буйных травах.
Мы намеренно выбрали для эксперимента Высокие Пески, для орошения которых требовалась принудительная подача воды.
И мы решили, что сможем дать насосам энергию здешнего жаркого Солнца.
Мы с Костей и Верейским – «Штаб Мечты», как мы в шутку именовались, – приезжали сюда из Москвы изучить местность.
Сергей Александрович страдал от жары и жаловался, что плавится под этим проклятым Солнцем. Я ему, конечно, тотчас же пропела арию Снегурочки «Люблю и таю…»
Он меня слушал, влюбленно вздыхая, но на него грустно было смотреть. Мокрое лицо и влажные складки на шее. Одышка.
Цыганских его глаз и не видно за темными очками.
А Костя – тот и не замечал ничего, весь был в заботах.
Наш «Штаб Мечты» изучил местность и наметил, где строить «избушку на курьих ножках» – будущий машинный зал ветровой электростанции, поднятый на колоннах, чтобы воздух пустыни мог стекаться к приемной воронке в полу станции.
Потом мы вернулись в Москву заканчивать проектирование.
Косте с Сергеем Александровичем пришлось съездить в Америку без меня. Теперь бы, пожалуй, я смогла, но тогда Никитенок был еще крохотным.
В Большом Каньоне началось экспериментальное строительство «Электрик пайп компани».
Костя рассказывал, что каньон – это, по существу говоря, грандиозный овраг, результат разрушительной работы вод за миллионы лет. Наш обыкновенный овраг в представлении муравья покажется таким же каньоном.
Тянется каньон на сотни километров, ширина – десятки километров, высота обрывов – полтора километра. Последним обстоятельством и воспользовался наш расчетливый Александр Максимович. Для верности он решил соорудить опытную ветровую установку, спустив ее трубу по обрыву каньона и, пользуясь прилегающим горным склоном, поднять ее еще на полтора километра. Общая высота трубы получится около трех километров.
Нужная тяга обеспечивается, но сооружение влетит в копеечку, оно съест все капиталы компании. Но Александра Максимовича это ничуть не смутило. Он говорил, что по законам большого бизнеса компании нужно сразу же получить результат – выдать бесплатную энергию, взятую у Солнца, и выпустить новые «солнечные акции», как назвал их отец Александра Максимовича, один из директоров «Электрик пайп компани», Макс ван дер Ланге.
Однако до выпуска этих акций было еще далеко, когда Костя с Верейским встречались с заокеанскими коллегами. Их познакомили с нашим проектом «мягкой трубы» высотой всего лишь в километр, которую можно поднять всюду, независимо от характера местности, не обязательно в горах Скалистых или Кавказских, в Кордильерах или на Памире. Американские инженеры рассматривали наш проект и качали головой. Он казался им слишком дерзким.
Но мы твердо решили осуществить его в Высоких Песках.
Какие только предприятия не работали на нас! И химические комбинаты, и турбостроительные заводы, и авиационные, и электротехнические, и текстильные фабрики. Мне казалось, что мы кооперируемся со всеми министерствами страны. И представь, все заботы по связи с ними обрушились на мою бедную головушку! Хорошо, папа научил меня межминистерской мудрости, ну, а то, что я женщина, я использовала уже сама…
Я именовалась «главным инженером стройки», начальником назначили Костю. Он ездил в свой родной город и нашел там Ивана Тимофеевича Русакова, того самого седого дядьку, с которым мы с тобой встретились у Останкинской телебашни.
Костя уговорил Гусакова согласиться пойти на наше строительство: Иван Тимофеевич, когда был в армии, служил в строительном батальоне, это могло очень пригодиться нашей молодежной стройке. Ведь сооружение экспериментальной энерготрубы в Средней Азии стало комсомольской стройкой. И не только мы с Костей, ее руководители, были комсомольцами, но и все добровольцы из студенческих строительных отрядов оказались нам под стать. И появился у нас свой дядька Черномор, в прошлом капитан Советской Армии, а потом милиции и теперь наш парторг, Гусаков. Только был он не тем Черномором, который летал с помощью бороды, а был он тем дядькой Черномором, который выводил на берег тридцать витязей прекрасных… и всех в брюках (в том числе одиннадцать девушек).
Да, на нашей стройке, как бы пышно она ни называлась, работали всего лишь тридцать человек, комсомольцев.
Забавно, что этим воспользовался… ты знаешь кто? Верейский! Сергей Александрович! Он вдруг заявил, что по возрасту уже не подходит к нашей группе, и наотрез отказался ехать в Среднюю Азию. Я сочла это предательством и высказала ему все, что о нем думаю. А он безропотно соглашался со мной. Да, конечно, он не может и не собирается расстаться с Москвой. Он коренной москвич, урбанист, и романтика комсомольских строек не для него. Да, он не может обойтись без ипподрома с тотализатором, даже если я заменю в песках скаковых лошадей верблюдами. Да, он не собирается бросать своих учеников (и уж, конечно, учениц!) и не оставит своей тренерской работы по шахматам.
Словом, он не намерен отказываться от привычного уклада жизни!
Он весь в этом, Сергей Александрович Верейский, умница, игрок и дамский угодник. И даже в этом он согласился со мной, не снисходя до спора с дамой.
Сам папа не смог его убедить. В ответ на отцовские аргументы он спросил папу, почему тот не оставит, хотя бы временно, свои пост в министерстве и не возглавит стройку вместо неопытного инженера Куликова? Каков? Папа ответил, что готов был это сделать, да министр но отпустит. Мама очень рассердилась, обвинила Сергея Александровича в том, что он подпевает всяким интриганам, которые обвиняют папу в якобы барских замашках.
И папе вовсе не следует по совету Верейского испытывать судьбу – вдруг возьмут и пошлют в пустыню! А как быть с московской квартирой? Да и Костя обидится…
Итак, тридцать витязей прекрасных обоего пола и с ними дядька Черномор отправились в Высокие Пески ставить стоймя сказочный «тещин язык», о котором я когда-то из озорства вспомнила при Косте, не представляя, куда это меня занесет.
Как выглядели Высокие Пески, я тебе уже написала. Никогда не забуду их с разостланной по барханам ярко-синей оболочкой нашей трубы. Ее укладывали, как укладывают парашюты.
