Гай Смит - Остров
В море водилась рыба, но чтобы поймать ее, нужна лодка. Иногда во время отлива на берегу можно было подобрать дохлую скумбрию или сельдь - в случае, если их не успевали сожрать жадные чайки. Рыба, сдохшая неизвестно почему, но когда живот пустой, не очень-то задумываешься об этом. Иногда у такой рыбы был прогорклый вкус, но жаловалась лишь Идис - последнее время она почти на все жаловалась.
Они никогда не покинут этот остров живыми. Зок смирился со своей судьбой. Если бы здесь росли деревья, была бы древесина, а не только эта гниль и сломанные ветки, он бы построил лодку, даже плот, уплыл бы на материк. Но об этом не могло быть и речи. И никто сюда не приплывет, потому что англичане наверняка разбили шотландцев, а чужакам не нужны эти отдаленные, необитаемые острова.
И все же в жизни стареющего лодочника была капля удовольствия. Зок вспомнил - при этом он испытывал слабое волнение в своих одряхлевших чреслах как он припал к двери своей комнаты прошлой ночью, когда женщины были уверены, что он спит на своем тюфяке из высушенного камыша. В покосившейся двери была щель, отверстие, достаточно большое, чтобы он мог подсматривать через него одним глазом.
В затухающем свете пламени камина он смотрел, как они раздевались, как блестели их тела в розовых отблесках, что еще больше подчеркивало эротизм всей картины. Зрелая женщина и ее красивые дочери-девственницы наслаждались собственными телами, когда угасал огонь, каждая притворялась, будто другие не знают, что они делают в своих отдельных постелях; учащенное дыхание, шуршание сухого камыша, когда они тряслись и извивались от доставляемого самим себе наслаждения, а Идис невинно спала.
О, как же эти девки и их мать жаждали мужчину, сильного и гибкого самца, но под крышей их дома был лишь уродливый лодочник. Конечно, лучше уж он, чем совсем без мужчины, но они постоянно выказывали ему свое презрение. Добудь нам пишу и тепло, Зок, в награду ты будешь жить - вот каково было их отношение. Но не всегда будет так, усмехался он сам себе, наступит время, когда даже Зок сойдет для них. Он молился своему хозяину тьмы, чтобы тот ускорил приближение этого дня. А пока он должен заботиться о них, если однажды они станут игрушками его вожделения.
В середине утра он пришел на берег, но добычи не было. С места, где он стоял, Зок видел и ловушку для птиц с сетью из камышовых веревок, она была нетронута, падаль, положенная как приманка, гнила на солнце. Он тяжко вздохнул. Птицы были хитры, они больше не попадались в его ловушки; они уже повидали много своих сородичей, раздавленных большим плоским камнем. Стая обыкновенных чаек пролетела у него над головой, громко крича, насмехаясь над ним: "Мы умны, Зок, ты не сможешь поймать нас больше своим неуклюжим изобретением".
Он стоял там, удрученный, повесив голову, пытаясь придумать, где еще можно раздобыть пищу. Кончились даже земляные каштаны, потому что он их все время выкапывал, а росли они лишь в одном месте у подножия холма.
- Птицы слишком умны для тебя, Зок. Убийца!
Он вздрогнул и стремительно обернулся, сердце его бешено колотилось, на губах готово проклятье.
- Идис!
- Да, это я, - она была одета в рваную мешковину. На губах улыбка, но в прищуренных глазах нет радости. - Я рада, что ты ничего не поймал. Это жестоко.
- Нам нужно мясо, чтобы выжить, - пробормотал он.
- Мне не нравится, когда убивают. Вот почему я ненавижу мать и сестер они собирались убить моего отца. Я буду каждый день искать твои капканы, а когда найду, то переверну их!
- Тогда ты умрешь от голода, мы все умрем. Если ты будешь разрушать мои капканы, я пожалуюсь твоей матери.
- А я расскажу ей про тебя! И ты знаешь, что она тогда с тобой сделает!
Он содрогнулся, у него мелко затряслась нижняя губа.
- Чего ты от меня хочешь? - спросил он наконец. Эта коварная девчонка до добра не доведет, понял он, ее помыслы хитры.
- Если бы пищи не было, моя мать и мои сестры умерли бы, ты говоришь, глаза ее сузились.
- И ты, и я.
- Не обязательно. Я придумала, Зок, как отомстить им за то, что они замышляли против моего отца. Если у них не станет пищи, они будут голодать. Но если для меня и для тебя где-то будет спрятана еда...
Даже Зок, сам коварный и вероломный, не смог сдержать возгласа ужаса. Этот ребенок - сатанинское отродье, сомнения нет, она нашла ключ к их свободе на острове, способ избавиться от тех, кто держит их в плену.
- Где же ты стала бы прятать пищу? - медленно спросил он.
- В ста ярдах от берега в скале есть пещера, - она повернулась и указала ему направление. - Вода не достигает ее, она слишком высоко. Ты мог бы прятать там еду для себя и меня, мы бы тайком пробирались туда и ели, притворяясь, будто ищем пищу для них.
Он кивал головой, словно марионетка, у которой разболталась шея. Его острый ум быстро работал. Такая молодая и такая умная. Другие женщины ослабнут, они не в силах будут сопротивляться ему, когда подойдет их конец, так что даже он получит желаемое... А что до девчонки, то ею можно заняться потом...
Она внимательно наблюдала за ним, сжимая и разжимая висящее на цепочке распятье, перевернула его; лучи солнца горели на нем и ослепляли Зока своим светом, он жег, слепил старика, заставлял загораживаться рукой и ежиться.
- Когда их не станет, ты должен будешь исполнять только мои приказания, Зок! - голос ее звучал глухо и угрожающе, его было трудно узнать. Угроза прозвучала так, словно ее произнес кто-то другой, кто был гораздо старше этой девчушки.
И впервые с того утра прошлой зимой, когда он видел, как разбивается его лодка в ярости Котла, Зока охватил ужас. Да, Идис поистине властвовала над зловещим островом Альвер.
12
Фрэнк Ингрэм зло и раздраженно смотрел на незаряженное ружье. Раздражен он был потому, что кролик убежал невредимый, а зол потому, что эти девочки-скауты посмели трогать его оружие, его личную собственность в его доме. Они бы могли случайно выстрелить в себя, и туда бы им была дорога! Только его стали бы, возможно, судить по обвинению в непреднамеренном убийстве, может быть, даже в убийстве.
Он услышал, как Джейк опять зарычал.
- Заткнись, псина, черт бы тебя побрал!
- Вы вот это ищете?
Визгливый девчоночий голос прорезался сквозь завывания ветра, заставив его стремительно обернуться, угрожающе держа наготове ружье, хотя и незаряженное. Он опустил его, когда увидел Эллен в мокрой голубой куртке на "молнии", зажав между пальцами два темно-красных цилиндрических предмета, как будто изображая знак победы; она по-детски высунула язык. Но за этой грубостью подростка угадывалась зловещая угроза, которая заставила его невольно отступить назад.
- Это мои патроны, - сердито сказал он. - Ты не имела права трогать мое ружье вчера вечером! Это воровство! Дай их сюда немедленно!
