Александр Казанцев - Донкихоты Вселенной
- О-о! - поднял руки профессор Гамильтон. - Это самое убедительное для меня доказательство! Теперь я готов поверить тому, что предполагаемые "инопланетяне" оказались нашим землянином, что ортодоксальную науку и почтенных консерваторов от нее должно больше устроить, нежели новый вариант "маленьких зеленых человечков", контакт с которыми опровергался уже не раз!
После этой дискуссии Звездным комитетом были приняты энергичные меры. Полученные по его запросу данные от профессоров Хьюша и Белл сообщены находящимся в космосе после тарана Бережного космолетам с приказом выйти на орбиту терпящего бедствие и, может быть, еще живого космонавта.
Когда Никита Вязов включил реактивные двигатели, он сделал это вовсе не в порыве отчаяния, а после зрелого размышления. Из двух шансов на спасение: безвольно ждать, дольше дыша, или дать о себе знать, пусть и ценой сокращения запасов кислорода, он, как человек действия, выбрал последнее.
Включая и выключая реактивный двигатель скафандра, он позволил земным радиотелескопам, непрерывно исследующим небосвод в диапазонах волн, включая инфракрасные, зафиксировать на околоземной орбите вспышки пламени реактивных дюз, а в длительности этих вспышек он закодировал свое послание. Ему помогло воспоминание о полярниках, унесенных на льдине в океан. Они воспользовались мотком проволоки, который догадались растягивать и сматывать по коду азбуки Морзе, что и было принято радиолокаторами.14
У Вязова не было проволоки или какого-либо металлического предмета, который отразился бы на экранах локаторов, но вызвать хотя бы раз ряд тепловых вспышек он мог, правда, уже не повторяя своего сообщения и переходя теперь уже на экономное дыхание с задержкой. Сначала двадцать секунд замедленный вдох, потом задержка дыхания той же длительности и затем опять двадцатисекундный выдох. Но и это было слишком частым дыханием. Нужно было еще растянуть его, как это умеют делать йоги. Ведь позволяли же некоторые из них зарывать себя в землю, где дышать нечем, а потом, откопанные, представали как ни в чем не бывало перед потрясенной толпой.
Вязов всегда тренировал себя, чтобы походить на них. Мог пять минут пробыть под водой (в былые времена стал бы неплохим ловцом жемчуга). Без этой тренировки ему не протянуть бы теперь!
Но одной задержки дыхания, считая себя закопанным в землю, было мало, требовалось еще и занять себя, отвлечь от поступающего отчаяния, ослабления воли, сознания безысходности!
Спасти его должна была Надежда!
И он решил написать сонет о всем том, что он вкладывал в это воскрешающее его слово (но сердечную тайну сохранив!).
Вязов никогда не считал себя поэтом, ограничиваясь каламбурами, которые иной раз приходили ему в голову. Но он любил поэзию, зачитывался сонетами Шекспира.
Говорят, что каждый интеллигентный человек может написать книгу, в которой опишет пережитое, каждый чувствующий человек способен написать подлинно поэтическое произведение о самой яркой вспышке своих чувств. Но вторую (и больше) книгу, второе и последующие стихотворения могут написать лишь настоящие писатели и истинные поэты.
Вязов перебирал тысячи слов, сочиняя в уме свое первое, а может быть, и последнее стихотворение, намеренно выбрав старинную, наиболее трудную из-за формальных требований форму сонета, и вложил в этот процесс все свои духовные силы. Для него перестали существовать и звезды, и солнце, даже исполинский земной шар, ничего не осталось, ничего, кроме выражения его мыслей и чувств.
Так, укладывая в памяти строчку за строчкой, он проводил часы своего космического одиночества, не позволяя себе уснуть, боясь потерять контроль над дыханием.
Он занялся труднейшим сонетом опять-таки под влиянием воспоминания об одном революционере, несправедливо брошенном в тюрьму и непрерывно допрашиваемом следователями, которые давали ему передышку для размышлений о своей капитуляции, но не для сна, в расчете измотать его, сломить его волю. Однако тот нашел необъяснимые для его истязателей силы, взявшись без карандаша и бумаги сочинить по памяти целый роман, главу за главой, которые запоминал наизусть, заняв промежутки между допросами путешествием дипломата, вынужденного в годы последней мировой войны добираться до Англии кружным путем через Иран и нехожеными древними путями вокруг Африки до Атлантического океана. И, выйдя из заключения, не оставив никаких оснований для обвинения себя, он продиктовал стенографистке все двадцать авторских листов романа, который вскоре вышел в свет.15
Первый сонет Вязова рождался в терзаниях творчества, но не в муках отчаяния, и был закончен раньше, чем резервные космолеты на основе переданных английскими радиоастрономами данных нашли блуждающий на околоземной орбите вокруг земного шара пластиковый скафандр с пробующим свои силы поэтом, который пока еще не стал им.
Первым, кто, к величайшему своему удивлению, прочел эти стихи, записанные едва освободившимся в кабине с живительным воздухом Вязовым, был его напарник по экипажу "Крылова", американский космолетчик Генри Гри, физик, математик и поэт.
Маленький, женственный, в шутку умевший имитировать женское пение, вместе с тем воплощение нежной чуткости, он высоко ценил русскую поэзию. Он сам, выйдя в открытый космос, доставил спасенного русского космолетчика на резервный космолет, которым командовал. Он же первым и прочитал удивительные строки, которые записал едва пришедший в себя Никита Вязов.
Американец не верил глазам не только потому, что содержание сонета затронуло его душу, но еще в большей мере из-за того, в каких условиях создал Вязов свое творение.
НАДЕЖДА
Сонет
Кошмар ночной! Бежать! Беда!
Озноб до ледяного пота!
"Забудь желанья навсегда!"
- Хохочут адские ворота.
Обрыв - и дальше нет пути!
Не отыскать другой дороги!
Но легкокрылая летит
С лицом и ласковым и строгим.
С ней вместе каждый - богатырь!
С ней все отчаянья сильнее!
И только с нею я и ты
"Зеленый луч" поймать сумеем!16
"Души броня! Мечты одежда!"
Прекрасней слова нет "надежда"!
Можно понять удивление американского поэта-космолетчика, но он поразился бы еще больше, знай, что созданное в необычных условиях творение, переведенное на многие языки, обойдет вскоре весь мир.
Но сонет Вязова был не последним, что удивило спасших его космолетчиков. Казалось, не оправившись еще после потрясения от всего с ним случившегося, Никита потребовал, чтобы его доставили к Дикому спутнику, продолжавшему свой путь вместе с остатками таранившего его космолета Бережного.
По разрешению с Земли Вязову сменили скафандр. Он не выдал при этом острой боли от ушибов, стремясь выполнить задуманное сам. И ему удалось вновь выйти в открытый космос.
