Юрий Погуляй - Мертвая пехота
Новость совсем не удивила Элая. У лордов свое понимание чести. Кто больше принесет голов с поля боя — тот и велик.
— Но это же мятеж, — устало отметил Элай.
— Это лотерея, сынок. И, как бы мне не было неприятно, я надеюсь, что они в нее выиграют. Даже если это будет означать, что проиграем мы, — Коса тяжело выдохнул. — И я рекомендую вам набраться терпения, Ловсон. Судя по моим данным, никто лучше вас не подойдет на должность нового командира эскадрильи. Как только появится владыка — я буду свидетельствовать в вашу пользу. Не знаю, что скажет Ветродав или Дракон, но я был бы осмотрительнее и скромнее на следующем сеансе связи. Ветродав может быть и глуп, он, может быть, и слишком агрессивен, но вы пока еще стратег, а он все еще боевой лорд. Будьте сдержаннее, дор Ловсон. До связи.
— До связи, дор боевой лорд.
Элай прикрыл глаза, чувствуя неприятную пульсацию в висках. Вот оно, долгожданное повышение. Вот она, ступенька карьерной лестницы. И почему ему совсем не радостно? Злость отступала, дрожь из рук ушла, и на первый план выползали другие мысли. Нет, зря он, конечно, с Ветродавом сцепился. Но хотя бы честь не уронил, что важно. Иногда надо довольствоваться и малым.
Клещ опять пошевелился. Ловсон зашипел от боли, левой рукой дотронулся до бедра, скользнул к боку. С этим надо что-то делать, и чем быстрее, тем лучше. Нара должна знать, как можно вытащить эту мерзость.
В дверь забарабанили. Стратег открыл глаза, недоуменно покосился на вход и, собравшись с силами, поднялся на ноги.
До выхода из комнаты совета было максимум пять шагов. Элай преодолел это расстояние неспешно, все еще переваривая увиденное на совете. Остановился перед пультом, выдохнул, щелкнул переключателем, и шлюз скользнул в сторону.
— Дор стратег! — перед Элаем оказался Рудольф. Несмотря на легкое ранение, полученное на Раздоре, ловур от службы не отошел и постоянно бродил по кораблю, поддерживая дух солдат и обеспечивая порядок и закон. — У нас чрезвычайное положение!
Выглядел офицер, мягко говоря, неважно. Растерянным, испуганным и жалким.
— Что случилось?
— Там Нара, дор стратег. У нас в больничном блоке какая-то тварь. Отсек загерметизирован и оцеплен, но я боюсь, что чужой ушел.
— Что с Нарой? — похолодел Ловсон и машинально коснулся рукой больного места.
«За себя испугался, да? Думаешь, что без нее тебе конец? Правильно думаешь, Элай».
— Мы успели вовремя, дор стратег. Пост охраны нашел ее на полу, посреди блока. Она говорит, что мы подхватили какую-то заразу со станции. — Руки Рудольфа дрожали. Ловур пытался скрыть свою слабость, вцепившись в ремень, но Элай все равно заметил его волнение.
— Что за тварь?
— Я думаю, вам лучше послушать ее самому, дор стратег. Я приказал доставить Нару в ее каюту и поставил там охрану. По-моему, она говорит что-то… Безумное…
— Безумное?
«Слава Лодену, что она жива, да? А вот может ли она колдовать, Элай? Не знаешь? Так спроси его. Спроси добренького Рудольфа. Он наверняка знает!»
— Веди меня к ней, — оборвал гадкие мысли Элай.
Могучий ловур торопливо спустился по лестнице, неуклюже оглядываясь и проверяя, последовал ли за ним командир.
Вместе они вышли в основной коридор.
— У нас трое убитых в больничном блоке. Два хирурга и одна из лекарей, — докладывал Рудольф по пути. — И в карантине осталось около двух десятков саркофагов с ранеными. Добраться до них можно, но Нара говорит что-то странное. Что-то мне непонятное.
Элай вспомнил того паука на планете. Посчитал бы Рудольф ту тварь непонятной? И не видел ли он сам чего-нибудь такого на Раздоре?
— Отправь на охрану блока еще людей, Рудольф. И сообщи Даэру, чтобы он перестал экономить ресурсы. Пусть включает все, что нужно. Помощь уже близко.
— Хорошая новость, командир, — обрадовался ловур. На ходу поднес руку к переговорнику, включил его и произнес несколько отрывистых фраз. Даже здесь, на «Рывке», он ходил с оружием и с передатчиком.
У Элая вот ничего из этого с собой не было. И он вдруг понял, что зря.
— Сделано, дор стратег!
— Что странного говорит Нара? — хмуро спросил его Ловсон. Сейчас казалось, будто клещ забрался в сустав и при каждом шаге царапает мышцы и кости. Святой Лоден, как же хотелось присесть. Присесть и отрезать себе ногу!
Хотя уже поздно. Ногу резать нужно было там, на Раздоре, когда клещ только впился в него. Когда он только укусил Элая.
— Нара говорит… — замялся Рудольф. — Она говорит что…
* * *— Это жрец Ксеноруса, Элай! Жрец! И я боюсь, что это был Клирик. Понимаешь, Элай? Человек и инсектоид в симбиозе! — хрипло прошептала Нара. Жрица сидела на кровати и нервно поглядывала то на дверь, то на Элая. — Как тот паук на Раздоре. Человек и таракан! Одновременно!
«Это как я, что ли, солнышко?»
— У него на виске татуировка Ксеноруса, Элай. Я точно ее узнала. Треугольник в круге!
Убранство ее маленькой и узкой каюты совсем не походило на приличествующую жрецам простоту. Одна из стен дышала проекцией лесного пейзажа. Восемь футов далекой от космоса жизни. В кронах деревьев играли безмолвные птицы, на поляне у покосившегося трухлявого пня мирно пасся лось. Животное подняло голову, посмотрело куда-то в сторону и неторопливо зашагало в чащу. Элай с трудом заставил себя оторвать от него взгляд.
— На станции не было жрецов Ксеноруса, — осторожно заметил он.
— Я его видела, Элай!
— Я верю тебе, — успокаивающе улыбнулся он. — Ты в порядке?
«Спроси, может ли она утихомирить клеща. Ведь еще чуть-чуть — и он очнется и вновь поползет, Элай. Давай, спроси! Ты же для этого и пришел! Пусть она найдет в себе немного сил…»
— Мне страшно, Элай. Я такого еще не видела. Я даже не думала, что это возможно. Он ведь был почти как человек! Это получается, что… Что любой может оказаться им!
Ловсон присел на краю кровати, рядом с Нарой. Час от часу не легче. Хороших новостей сегодня, видимо, не будет.
— Тебе надо отдохнуть, — сказал он. — Сегодня-завтра сюда прибудут корабли Косы. Он поможет нам с топливом…
— Ты должен предупредить его, Элай. Нам нельзя больше подбирать людей! Если мы наткнулись на такое чудовище — сколько еще их может оказаться там?! Его же вытащили из спасательной шлюпки! Он был на станции до нападения! — Мертвый взгляд Нары плохо вязался с безумной интонацией. Но слова были на удивление трезвы и… ужасны.
Ловсон живо представил себе выражение лица Эрзарха. Как он, должно быть, «обрадуется» запрету на спасательные операции.
