Дмитрий Баюшев - Хозяин-барин
По дороге в отстойник, где томились души, — а располагался он на дне самого глубокого ущелья, в центре огненной реки, чтобы было пожарче, покошмарнее, — они убедились в том, что Траш несомненно занимает высокое положение. Все встречные подобострастно приветствовали его и уступали ему дорогу. На новоявленных Хозяев смотрели с любопытством и страхом, но не более. Конечно, сокрушительная энергия в них прямо-таки кипела, отсюда и страх, что же касается почтения, то его не было и в помине. Это все появится позже, когда из этих энергетических монстров Хирург вылепит настоящих Хозяев, свирепых, безжалостных, способных растоптать в труху. Пока же было только любопытно.
— Вот вы тут все похожи на этих… на устриц, — сказал между тем Завехрищев. — А что же на земле появляетесь кто во что горазд? Кто с рогами, кто с клыками, а кто с расквашенной мордой.
Траш несколько оскорбился на устрицу, пробормотал что-то вроде «на себя посмотри», но все же ответил. Как всегда, нудно и многословно. Все дело опять же в границе перехода между земным и потусторонним. Для кого-то эта граница более проницаема, для кого-то менее. Соответственно тратится либо мало, либо много энергии. Да еще к тому же защитная оболочка. Когда тратится мало энергии, на оболочку налипает мало отходов, и тогда внешность более-менее приятная, скажем, — лысун болотный или старичок-еловичок, без всяких там перьев и ошметков. А вот когда энергии вбухивается много, тогда отходов тьма. Тогда и гребни на башке растут, и хвост рыбий сзади тянется, и морды разные перекошенные, и кишки вывороченные, и прочие ужасы. Как правило, все тратят много энергии. А вот, скажем, Хлым, так из того вообще почему-то выходит каменный червь, а ведь тонкая, между прочим, сущность, этот Хлым.
— Тебя послушать, так все тут у вас классные ребята, — фыркнул Завехрищев. — Не преисподняя, а коммунизм, язви тя в душу. Зачем только на землю лезете, пошто людей губите? Мешали тебе «понятые»? Мешал Верблюд?
Траш не ответил, а только мрачно зыркнул своими размытыми зенками.
«Что-то они тут проворачивают, — подумал Вадим. — Это яснее ясного. Каждый шаг, поди, продуман, каждый чих. Где напугают до смерти, а где, наоборот, помогут, но верить им ни капельки нельзя. Шпана и есть шпана. Просто это одна большая шайка, а в шайке редко полосуются ножами. Напротив, мирно пьют, жрут и травят байки».
— Мы пока что в переходной зоне, — будто услышав его, сказал Траш. Здесь все в аморфной форме, готовятся к выходу туда либо только что вернулись оттуда. Энергетические, так сказать, виды. А внизу — там все как положено, с нормальной уголовной статистикой. Но мы следим за порядком, чтоб поменьше драк, выбитых клыков, фонарей. Вот с горемыками делай что хошь. А здесь, в переходной зоне, чем в глаз-то дашь, если ни кулака, ни копыта нету? Да и глаза практически отсутствуют.
Они все опускались и опускались, воздух становился все гуще и гуще, а огненная река, текущая по дну ущелья, делалась все шире и шире, и от нее уже тянуло таким жаром, что поневоле подумалось: как они тут существуют, в таком пекле? Траш с ходу нырнул в большое и круглое черное отверстие в теле скалы, а вслед за ним нырнули в темноту и Вадим с Завехрищевым. Здесь что-то пыхтело, покряхтывало, что-то где-то лилось, поскрипывало, как будто кто-то водил пальцем по надутому воздушному шарику. Они остановились в теплом восходящем потоке, и их окатило теплой жидкостью, затем Отнесло вбок, и там, вертя и подкидывая, обдуло сухим горячим воздухом, высушив досуха. Потом что-то загудело, и Вадим почувствовал, что его оболочка роговеет. Было щекотно и потому смешно. Рядом хихикнул Завехрищев, затем Траш.
Минуту спустя все завершилось, они, по-прежнему в полной темноте, были посажены на гладкую покатую плоскость и покатили вниз, уже чувствуя под собой нечто твердое и устойчивое, хотя и скользкое. Секунд через пять лихой езды, от которой слегка нагрелось ороговевшее седалище, они влетели в большой пустынный зал, где из каждой стены торчали желоба, наподобие того, по которому они ехали, прокатились, теряя скорость, по горизонтальному участку и спрыгнули на пол.
Вадим с Завехрищевым все так же напоминали стилизованных космонавтов, только были покрыты блестящей белой, весьма твердой оболочкой, а Траш превратился в здоровенного, с густой смоляной шерстью, короткими, остро отточенными рожками и лакированными копытами красавца черта со шпагой на боку и двумя красными звездами на плечах. Он был так огромен, что Хозяева доставали ему до пояса.
— Вот черт, — пробормотал потрясенный Завехрищев и на всякий случай потрогал висевший на поясе некробич. Траш блудливо осклабился и сказал:
— Идемте, господа, тут недалеко.
Как-то у него двусмысленно это получилось, с каким-то нехорошим подтекстом. А может, прежнее обращение не вязалось с новым образом.
Это был самый настоящий каменный город, вырубленный в скале, светлый от сияния драгоценных россыпей. Широкие улицы, площади, дворцы, домишки поскромнее, кривые улочки, какие-то жуткие пустыри — все почти так же, как на земле, только нет неба, лишь каменный свод, то вознесенный высоко вверх, то весьма низко нависающий, и это как-то давило. Как будто ты под прессом возьмет вдруг да сомнет. Однако бесов, которых здесь было полным-полно, это не смущало.
Кстати, самые высокие бесы доставали гиганту Трашу лишь до плеча. Здесь, внизу, уже стало ясно, что все они страшно боятся его. Глазки не поднимают, зыркнут исподтишка, согнувшись в глубоком поклоне, и так, не разгибаясь, ждут, пока он пройдет мимо.
* * *Если в каменных джунглях было прохладно, то в отстойнике стояла жара, как в мартеновском цеху. Оно и немудрено — со всех сторон отстойник омывался огненной рекой и был похож на огромную сковороду, плавающую в рыжей кипящей жидкости и связанную с каменным берегом узкими железными мостками. Металлическое основание сковороды обжигало даже сквозь ороговевшие подошвы, и приходилось все время переминаться с ноги на ногу. Вот где хорошо было в теплоизолирующих копытах, по крайней мере Траш, хоть и потел, стоял спокойно, да и другие черти, взмыленные, вывалившие длинные красные языки, и не думали пританцовывать.
Из основания сковороды торчало множество узких закопченных столбиков, и к четверти из них были прикованы цепями маленькие белые стилизованные космонавты. Точные копии Вадима и Завехрищева, только неминиатюрное, где-то им до пояса. И, разумеется, не было у них некробичей и покровителя из местных наподобие Траша.
Черти периодически окатывали их жидким пламенем из шланга, которое скрипучим насосом подавалось из огненной реки, и тогда несчастные мученики скрывались под облаком пара, и жалобно кричали при этом, и причитали, а когда пар оседал, замолкали, всей тяжестью повисая на цепях, и лишь глухо постанывали, и шептали, чтоб их отпустили, с ужасом ожидая следующего «омовения». Трое бесов прохаживались рядом, держа нагайки с привязанными на концах свинцовыми грузинами, и когда какой-нибудь из страдальцев шептал громче других, он тут же получал нагайкой по голове либо по плечам. Самых нетерпеливых сажали в чан с кипящей смолой.
