Виталий Каплан - Трудно быть чертом
— Ребята, все это ужасно интересно, — вмешалась Настя, — но время — десятый час. Завтра понедельник, я работаю, Темка учится. Пора бы нам и по домам. Драконоборец наш, кстати, уже засыпает…
— Сны драконоборца — это святое! — согласился Игорь. — Я вас сейчас до дома подброшу.
— А я пойду провожу, — добавил Федя. — А то в подъезде у нас по вечерам всякая шелупонь ошивается. Когда-то ведь был приличный дом. А… — махнул он рукой.
12
Ремонта здесь не было, наверное, с брежневских, а то и с более древних времен. Побелка вся потемнела, потрескалась, местами даже штукатурка посыпалась. Стены выкрашены в ядовито-зеленый цвет. Правда, линолеум чисто протерт, окна тоже мытые — но это, по всей видимости, максимум, на что способен был персонал больницы.
Больница, впрочем, считалась хорошей — здесь работали медики старой закалки, не лишенные своеобразного дари. Игорь весной делал интервью со здешним главврачом, толстым сердитым стариком Арменом Григорьевичем Степанянцем — доктором наук, профессором и лауреатом государственной премии. Именно поэтому их сюда и взяли, хватило пары звонков.
Игорь повернулся к Насте. Была она сейчас как бумажный фонарик, по которому прошлась чья-то большая и равнодушная нога. Темка примостился рядом, положив голову ей на колени. Все-таки задремал.
— Настя, — мягко произнес он, — ну что толку сидеть тут всю ночь? Что от этого изменится? В реанимацию нас все равно не пустят, никакие мои журналистские корочки не помогут. Завтра Федю переведут в обычную палату, тогда и приедем, как раз лечащего врача застанем. Тут-то мы чем поможем?
Настя посмотрела невидящим взглядом.
— Ну как же так? — потерянно выдохнула она. — За что? Сперва эти дела с дачей, потом Федя исчез, потом… — кивнула на спящего сына. — А теперь вот и это…
Игорь ничего не ответил, только осторожно коснулся напряженного плеча. Да и что он мог ответить?
Все случилось как-то быстро и по-дурацки. Оделись, спустились вниз. Игорь забрался в машину — прогревать мотор, дареная «восьмерка» все-таки не могла сравниться с удостоившимся огненного погребения «паркетником». Надо бы, конечно, купить новый джип — но со всей этой чехардой последних дней было не до того. Деньги-то ладно, деньги были, их он сделал еще когда ожоги залечивал. Заодно и проверил, как пополняются силы, достаточно ли их уже для занятий Искусством.
Технология была несложной. Сперва входишь в Сон Действия, протискиваешься узким лазом, где со всех сторон тянутся из земли скрюченные корни, потом, отряхнувшись, выбираешься на свет, взмываешь над обрывом — и летишь над серой плоскостью, ищешь свое маленькое, чуть зеленоватое озерко. Теперь надо источник найти. Их полно, местность вся усеяна большими и малыми озерами, морями, прудами и бесчисленными лужами.
Вот это большое озеро — деньги Министерства внутренних дел, та лужа — состояние Ивана Геннадьевича Булкина, гендиректора строительной фирмы, вон то необъятное море — столичный бюджет, рядом океан Газпрома, плещутся волны, вода вся в радужных пятнах от бензина, а вон тут — какое-то мутное болотце: ага, игорный бизнес. Вот отсюда не стыдно и отсосать.
Игорь взял лопату и начал рыть канал от болота к своему озерку. Канал устроен был хитро — он пересекал множество прочих водоемов, воды смешивались и в родное озерко впадали уже вполне чистыми.
Со стороны это выглядело так: игорные деньги утекали с резервного счета, совершали сложное путешествие, число транзакций не поддавалось контролю, а в итоге все это падало Игорю на банковскую карту. Даже люди Ильича — и то не отследили бы всю цепочку.
Словом, деньги были уже, «восьмерка» была еще.
И, как всякое отечественное изделие, на морозе капризничало. Искусство тут почему-то не спасало. Пришлось открывать капот, разбираться с изделием по-родственному. Тем временем Федор пытался показать засыпающему Темке Большую Медведицу, но драконоборец к звездам оказался неожиданно холоден…
А потом, рассказывала Настя, к ним подошел невзрачный какой-то мужичок, одетый, впрочем, относительно прилично, попросил у Феди закурить. «Год как бросил», — недовольно ответил Федя. «Жалко. Лучше б не бросал», — спокойно ответил мужичок и неторопливо удалился куда-то за детскую площадку.
Через несколько минут Федя упал. Лицо его сперва потемнело, потом побледнело, на губах выступила пена — это Игорь уже видел сам, прибежав на Настин крик.
Кандидат наук Таволгин валялся на холодном асфальте, сучил ногами, из губ его вылетали бессвязные звуки. Пришлось нести его домой, укладывать на тахту, вызывать «Скорую».
Пока Настя, рыдая, накручивала старинный дисковый аппарат, а Темка на всякий случай аккомпанировал ей своим плачем, Игорь сел на корточки возле Федора, взглянул сперва через Вторую Плоскость, потом через Третью, Четвертую…
Все было очень плохо. Физически ничего с Таволгиным не случилось. Но вот мозг… вернее, то, что его наполняло… Память оказалась стерта начисто, до первых младенческих дней. Оставались только безусловные рефлексы. Федя и был сейчас младенцем — но, увы, не имеющим более никаких шансов на развитие. Это не медикаментозная амнезия, когда человек забывает личную историю, но сохраняет базовые знания и навыки. Чтобы стереть человека вот так, до чистого листа, нужно по меньшей мере быть Искусником восьмого круга. А лучше девятого.
Проникновение заняло у него секунду-другую, никто и не заметил, а потом пришлось включаться в неизбежную кутерьму, успокаивать Настю и Темку, объясняться с молоденькой врачихой, договариваться насчёт нейрохирургического отделения у Степанянца. На самом деле, в какую больницу везти, уже не имело значения — но лучше уж к знакомым, да и для Насти хоть какое-то облегчение, пусть до поры до времени верует в чудесного доктора Армена Григорьевича.
Приходилось изображать прожженного, знающего в этой жизни все ходы и выходы человека, а внутри бушевал лесной пожар, и мысли метались, сталкивались друг с другом, словно стремящиеся вылететь из огня птицы. Кто? Зачем? Неужели?.. Очень уж не хотелось додумывать все до конца.
— Настя, надо ехать, — он прибавил голосу твердости. — Вам силы нужны для завтрашнего дня… Да и Темик должен нормально поспать. Что ж так-то…
Она покорно встала, передала Темку на руки Игорю. Похоже, признала его право заботиться о них.
Игорь обжегся чаем — и тут же забыл о такой смешной боли. Внутри было куда хуже, чем во рту. Если бы не он… если бы не зацепился он за «петровское дело» как за удобный повод… сейчас Федор наверняка был бы жив и здоров, максимум, чего лишился бы, — не слишком-то ему и нужной дачи. Не пускал бы он пузыри… и Настя не рыдала бы у Игоря на плече, и не скулил бы в ужасе Темка. Все было бы у них как у людей. У людей этой стороны.
