Сергей Павлов - Океанавты (сборник)
— Видишь ли… — прерываю поток быстрых, горячечных слов. — У нас, у людей, довольно обширная география. Но мы научились крепко стоять друг за друга. Жизнь научила… Впрочем, для тебя все это — китайская грамота.
— Не к месту, — возражает голос. Опять он насмешлив, как прежде.
— Что не к месту?
— Китайская грамота. Все, что угодно, только не это. Я не впервые встречаюсь с людьми, и могла бы похвастать знанием языков, о которых твои современники имеют очень смутное представление. Первые морепроходцы.
— О, я понял, довольно! От слов твоих веет ароматами кладбища.
— Но ты не обвиняешь меня?
— Нисколько. С точки зрения морского права твоя деятельность безупречна.
— Оставь иронию. Нам следует поговорить серьезно.
— Нонсенс!.. О чем серьезном можно говорить с тобой? Я не могу испытывать доверие к невидимому собеседнику. Даже с таким вот приятным и волнующим голосом.
— Ты ставишь условия? Впрочем…
Фраза не закончена. Молчание. За этой незаконченностью и молчанием чувствуется напряженная борьба непонятных мне решимости и опасений. С любопытством ожидаю финал.
— Впрочем, я не слишком упряма.
Ага, победила решимость.
Краешком глаза вижу: в стороне возникает темное вертикально-продолговатое пятно, окруженное призрачным сиянием. Где-то в отдалении начинают дробно бить барабаны — тягучий и однообразный ритм. Пятно растет, приближаясь, и теперь я могу разглядеть женскую фигуру, закутанную с головы до пят в черное, усеянное жемчужными брызгами покрывало.
— А вот и я, — говорит знакомый голос. — Ты удивлен? Ничего, это пройдет. Как тебе нравится мой туалет?
Удивлен! Мне кажется, это недостаточно точное слово для характеристики моего состояния.
Женщина в черном ждет ответа. Не вижу, но чувствую пристальный взгляд. Драгоценная ткань довольно прозрачна, и даже в тех местах, где она собирается в складки, просвечивает обнаженный торс весьма совершенных пропорций. Края покрывала у ног обрамляет черная пена тончайших кружев. Лица не видно под черной густой вуалью, но я не сомневаюсь, что оно прекрасно.
— Эффектно… — говорю, принужденный ответить. — Очень эффектно. — И неизвестно к чему добавляю: — Мария Кристина Гонсалес!..
— Ты забыл мое имя? — смеется.
— Нет, представь себе, помню. Бездна Пучина Кальмарес и Тьма… Кажется, так?
— Не совсем, — что-то лукавое слышится в этих словах.
Две лампады источают спокойный фосфорический свет. Одна из них голубая, другая — бледно-лиловая. Это светящиеся глубоководные медузы. Меня искушает желание видеть лицо незнакомки, но свет «лампад» недостаточно ярок, чтобы пройти сквозь вуаль.
— Не совсем! — повторяет она торжественным тоном. — К перечню моих имен ты забыл добавить собственную фамилию.
— Польщен, мадам, но вы меня, признаться, озадачили…
Из-под черного покрывала медленно высвобождаются великолепно изваянные женские руки. Ложатся мне на плечи. Обнимают за шею. Где-то рядом неистово бьют барабаны.
— Свадебные барабаны, — шепчет она. — Понимаешь?.. Ты мой!
Ощущаю трепет прильнувшего гибкого тела. Кружится голова. Кажется, я задыхаюсь!
— Оставьте, мадам! Все это вульгарно и глупо!
Пытаюсь стряхнуть с себя цепкие руки.
— Ты мой! — жарко шепчет в лицо через вуаль. — Мы связаны узами тайного брака. Обними же меня! Крепче, ну! Уйдут суета и тревога, остановится время. Во вселенной нет никого, кроме нас. Ты и я! И с нами полночь твоих желаний…
Прочь, все твои чары напрасны, я все равно не смогу быть с тобою, уйди!..
Объятия жарче, сильнее, шепот все ласковей и неразборчивей.
Полночь ли, полдень, свет или тьма, добрая, слегка ошалевшая фея со мной или красивая ведьма, жив или мертв… Стоит ли думать об этом? Может быть, просто взглянуть ей в лицо и забыть обо всем? Взглянешь — и крышка. Камнем на дно, как другие…
Срываю вуаль. А-а-а!.. Страшная карнавальная маска, мертвые дыры глазниц.
И снова где-то внизу, в глубине, завывающий крик. Отчаянный, дикий и жуткий в своем одиночестве…
Я уже не корчусь в объятиях — мне все равно. И вовсе это не руки, а змеи. Страшная маска — сама по себе, змеи — отдельно. Их много, отвратительно толстых питонов, я в центре клубка. Маска, оскалив светящиеся зубы, плавает рядом. За ней волочится длинный светящийся хвост.
В голове вскипает знакомый стеклянный шум. И вдруг словно пелена падает с глаз: я вижу хрустальный колокол света от прожекторов Манты. Ощущаю встречный ток воды, удушье проходит. Значит, идет декомпрессия, или, попросту говоря, я поднимаюсь. Нет, не я поднимаюсь — меня поднимают. Выше и выше. Со скоростью света. Это, конечно, гипербола, но как выразиться иначе, если голубой карбункул батиметра на глазах становится изумрудно-зеленым? Со скоростью цвета? Пусть так, а вот с головой у меня, должно быть, не все еще в полном порядке, иначе бы я догадался, кто меня тащит. Нет сил шевельнуться.
Змеи, питоны… А раньше были женские руки. Смешно! Можешь смеяться, последний раз в своей жизни, потому что это не змеи, не руки — щупальца это, громадные щупальца в бородавках-присосках, каждая из которых величиной с добрый кулак. А сзади — громадная скользкая туша, оглянись и увидишь. Зачем? Знаю и так: я в лапах гиганта. Жалкий цыпленок в когтях у орла… Адиос амор [2]. Бездна Пучинос и Тьма, — ты умеешь шутить, старая ведьма, умеешь, должен признаться… Ладно, прощаю, мужчины тоже умеют прощать…
Кристалл отливает зеленым сиянием. Потом постепенно желтеет. И вдруг — остановка: не чувствую тока воды. Все внутри холодеет: конец… Вижу затылком раскрывшийся клюв и нацеленный глаз. Примеряется, гад!.. Откусит голову? Или сразу станет терзать на куски? Лучше бы сначала голову; хрум, как орех, и жри…
Сдавленный кольцами щупалец, забываюсь в смертной тоске.
Сверху тихо и мягко опускается тайра. Поравнявшись со мной, подбирает края своей королевской мантии, втягивает тонкие щупальца внутрь полусферы. Королевский книксен… Спасибо, Ваше Величество, но я уже не верю в приметы. Ах, Вы пришли посмотреть, как палач приведет в исполнение приговор Бездны! Тысячу раз благодарен, Ваше присутствие скрасит несчастному страшную казнь… Чего же ты ждешь, многорукая тварь?!
Кракен словно раздумывал. Сплетал и расплетал кольца щупалец, трогал меня то одной «рукой», то другой, будто важно было знать ему: жив человек или мертв. Дотянуться бы мне до квантабера!.. Манта спокойно плавает рядом — ей плевать на хозяина. Что с ней? Почему не стреляет эта мнемотронная дура?
На меня с любопытством глядит безобразная маска. Та самая, которая так меня напугала. То, что мне показалось пустыми глазницами, на самом деле — большие глаза, обведенные светящимися кругами. Это какая-то рыба. Внезапно рядом с любопытной образиной появляется зверь пострашнее: рыба-труба. Не рыба, а плавающий мегафон с большим ярким голубым фонарем. Вот она, эта «фара», которая так меня обманула… Карнавальная маска откусывает хвост непрошеной гостье, величаво приближается к тайре. И гибнет, пораженная щупальцем, точно высоковольтным проводом. А я не хочу! Слышите вы, глупые твари, — я не хочу!!!
