Яна Завацкая - Нить надежды
— Адоне-всемогущий! Где ты взял такую прелесть?
— С почтой, милая, с почтой. А вот еще! Оп!
Элдженет поставил на стол баночку белларского кофе и настоящий маленький шоколадный торт.
— Хоть запоздало, но день рождения отметить надо.
Я поняла, что к Снарку сегодня не пойду. Да он как-то и выскользнул у меня из головы.
Получился вечер школьных воспоминаний. Мы говорили взахлеб, перебивая друг друга — и о преподах, и об уроках, и больше всего о Л-13, где нам обоим пришлось повоевать по-настоящему. Где я впервые стреляла по людям, вражеским десантникам в маскировочных бикрах, и наверное, кого-нибудь убила.
— Элджи, а почему тебя все-таки направили на эту базу?
— Невыполнение приказа, — сказал он грустно.
— Как?
— Ну, я же был на Беллароне. Все было, вроде, нормально. Мы охраняли область Тамри, там, знаешь, до нашего вмешательства были и заводы, и космодромы, а теперь — ничего… и война там идет. Грустно это, Синь, как подумаешь… А однажды, — Элдженет замолчал, а потом стал выдавливать слова, — мою роту послали… в поселок… мы должны были… сжечь. Там, правда, мало оставалось людей, но… они бы не смогли выйти…
Я вмиг поняла его. Такой тактике нас тоже не обучали. Но я в последнее время много читала о Беллароне — и поняла.
Горящие дома… жители, в ужасе выбегающие за невидимую черту — и падающие под бесшумными рассекающими ударами лучей… дети…
— За что, Элджи?
— Они… в общем-то, были виноваты. Там очень сложная история была, Синь. В Тамри постоянно действует подпольная организация. В том поселке, вроде бы, несколько человек скрывалось… Причем двое вышли, когда наши объявили, что сожгут поселок. Двое вышли… на смерть. Но было такое подозрение, что там и еще есть… Ну и мне выпало… я отказался вести роту. Глупо. Другой повел, тоже легионер. Нас этому не учили в школе, я не смог… Для меня все обошлось. Просто перевели сюда, на базу.
Вот оно как.
— А чему нас учили? — сказала я со злостью, глядя в коричневые разводы выпитого кофе, — можно подумать, всеобщей любви. Дисотсеком. Да пряжкой от ремня. Я удивляюсь, Элджи, как ты-то… впрочем да, у тебя ж семья есть, родители.
Элдженет посмотрел на меня. Вдруг протянул руку и отвел мне волосы со лба.
— Тебе тоже досталось, Синь.
— Конечно, — сказала я, — спроси вот Кэр-Нардина, он тебе расскажет, как мне досталось.
А Элдженет не убирал руку, чуть касаясь пальцами лба, и смотрел мне прямо в глаза.
— А как же ты сейчас на задания летаешь? — спросила я ехидно, — или ты там того… поля удобряешь? Цветочки рассыпаешь на праздниках?
Элдженет убрал руку, опустил лицо. Произнес глухо.
— Ты права, Синь. Война — это грязь. Это в любом случае грязь. И я, наверное, малодушен просто. Сверху, не видя ничего, лазером чиркнуть — могу. А стрелять в безоружных людей, глядя им в глаза — не могу. А ведь это одно и то же. Надо совсем уйти из армии. Да ведь я больше не умею ничего.
Мне вдруг стало его жаль.
— Элджи, я понимаю. Я все понимаю. Сама не знаю, смогла бы я… или нет. Только по-моему надо или уж решаться на все, до конца, или совсем ничего не делать.
— Юношеский максимализм, — прошептал Элдженет.
— Пусть так, — согласилась я.
Мы молчали. Потом Элдженет вдруг заговорил.
— Ты знаешь, Синь… Вот мы тут сидим. Не знаю, почему, может, потому что оба легионеры. Или потому что из одной школы…
Он накрыл своей ладонью мою руку, лежащую на столе. Я вдруг ощутила, как медленно кружится голова… все плывет…
— Но мы с тобой так понимаем друг друга. Ведь вот это я никому… никогда не решился бы рассказать! А ты мне… как сестра… больше! Гораздо больше!
Я вдруг поняла, что рука его уже лежит у меня на плече. И что наши лица сближаются… наши губы становятся горячими… Лус! Меня обожгло, словно пряжкой легионерского ремня. Я вскочила. Элдженет тоже поднялся, как на пружине.
— Синь!
— Нет! — я помотала головой.
— Синь!
— Элджи, это только кажется, пойми… это здесь, сейчас… твое настоящее — Лус.
Он отвернулся. Постоял немного, покачиваясь.
— Наверное, ты права.
— Это минутное, — убеждала я его дрожащим голосом. Мне почему-то хотелось извиняться перед ним, просить прощения, — это пройдет, Элджи. Ты ведь не любишь меня. Мы хорошие друзья. Я красива, я знаю. Нет, не в этом дело. Да, мы близки духовно. Вот тебе и показалось. Но ведь это только так, ведь главное — не я, пойми…
— Да, — глухо ответил Элдженет.
Он повернулся ко мне. Краска возвращалась на его побледневшее лицо. Он выпрямился.
— Мы останемся друзьями, Синь? Ты мудрая маленькая женщина.
Адоне, мелькнула мысль… а ведь ему еще предстоит узнать, что я… со Снарком…
— Да, да, — кивала я.
— Если тебе нужна будет помощь, я сделаю для тебя все. Слышишь? И жизнь. И честь. Все.
— Да. Спасибо, Элджи.
— Если я пойду… сейчас… тебе не будет плохо?
— Нет. Иди, Элджи, иди…
На мое удивление, Снарк оказался не болтливым. Он был очень рад, счастлив, нежен со мной — и похоже, этого счастья ему хватало и без огласки. Он не болтал о связи со мной, относился ко мне целомудренно, если тут уместно такое слово…
И мне, против всех ожиданий, было с ним хорошо. Просто хорошо. Даже безотносительно к Главной Цели, компьютера ЦС — я не жалела о том, что стала подругой Снарка.
Да и почему, собственно, людей нужно делить на категории, судить по росту, силе и уму… Если разобраться, Снарк как человек гораздо лучше того же Дасана… или Ларкисса… Вот Элдженет и Танг мне нравятся по-настоящему, но с ними я быть никак не могу.
Нельзя сказать, чтобы меня не мучила совесть, когда я думала о жене Снарка. Ведь я его фактически нагло совратила… хотя… не такие уж активные действия я предпринимала, он очень уж легко совратился.
Снарк ничего не говорил о своей жене. О детях рассказывал охотно и с гордостью, а о жене — ничего. Но кое о чем я догадывалась по особой горечи, звучавшей в его голосе, когда он пел так понравившуюся мне песню. И по тому, как часто он ее пел:
За тех, кому стучит в окно
Серебряный восход.
За тех, кто нас давным-давно,
Наверное, не ждет
Впрочем, может быть, так я просто успокаивала свою совесть.
Снарк пел, и я слушала, положив голову на руки. И вдруг у меня возникло странное-престранное чувство. Я увидела себя — много старше. Взрослой женщиной. И у меня давно был другой мужчина. И не один, и много-много воды утекло… И почти забылся мой первый — старый лысый инженер связи. И все, что осталось от него в памяти — только вот эта песня:
