Филип Дик - Человек в высоком замке
— Вы искушены в делах житейских, — пробормотал Бейнес.
Он потер лоб. Пилюля подействовала, что ли? Его стало клонить ко сну.
— Будучи родом из Скандинавии, вы, несомненно, имеете тесный контакт с процветающей Европой. К слову: вы вылетели из Темпельхофа. Там тоже такое отношение? Вот вы нейтрал. Что вы об этом думаете?
— Я не понимаю, о каком отношении идет речь, — сказал мистер Бейнес.
— К старикам, больным, ущербным, умалишенным, лишним людям разного рода. «Какая польза от новорожденного ребенка?»— спросил один из известных англосаксонских философов. Я зафиксировал в памяти это высказывание и много раз задумывался над ним. Сэр, от него нет никакой пользы. В общем смысле.
Мистер Бейнес что-то пробормотал, что можно было бы расценить как проявление уклончивой вежливости.
— Разве не правда, — продолжал Тагоми, — что ни один человек не должен быть орудием в руках другого?
Он подался вперед.
— Пожалуйста, выскажите свое нейтральное мнение уроженца Скандинавии.
— Не знаю, — произнес мистер Бейнес.
— Во время войны я занимал небольшую должность в провинции Китая, в Шанхае. Там, в районе Хуанку было поселение евреев, интернированных императором и его правительством на неопределенный срок. Их жизнь поддерживалась Международным Красным Крестом. Советник консульства нацистов в Шанхае требовал, чтобы мы вырезали евреев. Я запомнил ответ моего начальника. Вот он: «Это не соответствует арийским представлениям о человечности». Требование было отвергнуто, как варварское. Это произвело на меня большое впечатление.
— Понимаю, — пробормотал Бейнес. Он спрашивал себя, куда этот человек пытается его загнать. Он насторожился: все его чувства обострились.
— Евреи, — сказал мистер Тагоми, — всегда трактовались нацистами как азиаты, не принадлежащие к белой расе. Сэр, смысл этих утверждений никогда не терялся из виду высокопоставленными лицами Японии, даже членами Военного кабинета. Я никогда не обсуждал этого вопроса с гражданами Рейха, с которыми встречался.
Мистер Бейнес прервал его:
— Что ж, я не немец и поэтому вряд ли могу говорить за Германию.
Он встал и направился к двери.
— Завтра мы возобновим этот разговор. Извините меня, пожалуйста. Я сейчас соображаю плохо.
На самом деле его мысли стали сейчас совершенно ясными. «Нужно убираться отсюда, — подумал он. — Этот человек слишком далеко меня затянул».
— Простите глупость фанатика, — сказал Тагоми.
Он тоже направился к двери.
— Философские затруднения ослепили меня так, что я перестал замечать, что происходит с ближним. Сюда.
Он позвал кого-то по-японски, и дверь отворилась. Появился молодой японец, слегка поклонился и воззрился на мистера Бейнеса.
«Мой водитель, — подумал Бейнес. — Вероятно, мои донкихотские выходки в полете с этим… как его… Лотце… каким-то образом дошли до японцев через неизвестные мне связи. Жаль, что я разболтался с этим Лотце. Да. Не запоздало ли мое раскаяние? Я вовсе не подхожу для этого, совсем напротив. Ничего общего».
Но потом он подумал, что швед, скорее всего, так бы и разговаривал с Лотце.
«Значит все правильно, ничего не случилось. Я что-то стал слишком осторожен, переношу образ жизни из другой обстановки в эту. Фактически здесь я могу очень вольно высказываться о многом, это факт. И я должен к этому привыкнуть».
И все же его воспитание и привычки восставали против этого. Кровь в венах, кости, все внутренности противились этому.
«Раскрой рот, — говорил он себе, — мели что-нибудь, что угодно, высказывай любое мнение. Ты должен, иначе нечего ждать успеха от операции».
И он сказал:
— Возможно, ими движут какие-то подсознательные внутренние побуждения, вроде тех, о которых говорил Юнг.
Мистер Тагоми кивнул.
— Да, я читал Юнга. И я понимаю вас.
Они пожали друг другу руки.
— Завтра утром я позвоню, — сказал мистер Бейнес. — Спокойной ночи, сэр.
Он поклонился, мистер Тагоми тоже поклонился в ответ.
Молодой улыбающийся японец вышел первым и что-то сказал мистеру Бейнесу, но он не разобрал, что.
— Да? — переспросил Бейнес.
Он снял с вешалки пальто и вышел на крыльцо.
— Он обратился к вам по-шведски, сэр, — объяснил Тагоми. — Он прослушал курс истории Тридцатилетней войны в Токийском университете и был очарован вашим великим героем Густавом II Адольфом.
Мистер Тагоми сочувственно улыбнулся.
— Однако совершенно ясно, что его попытки овладеть столь чуждым лингвистическим — языком безнадежны. Без сомнения, он пользовался одним из курсов, записанных на пластинки; он студент, а такие курсы обучения очень популярны среди студентов вследствие своей дешевизны.
Молодой японец, очевидно, не понял ничего по-английски, поклонился и улыбнулся.
— Понимаю. — пробормотал Бейнес. — Что ж, я желаю ему удачи.
«У меня собственные лингвистические проблемы, — подумал он. — Совершенно очевидно».
Боже мой, студент-японец по пути в гостиницу, конечно же, попытается заговорить с ним по-шведски. Бейнес едва понимал этот язык, и то только тогда, когда на нем говорили совершенно правильно, а не так, как будет пытаться говорить молодой японец, проходивший курс обучения с помощью грампластинки.
«Но от меня он так никогда и не сможет ничего добиться, — подумал он.:— Хотя все время будет пытаться, так как это его единственный шанс: вероятно, он больше никогда не встретится со шведом».
Мистер Бейнес тяжко вздохнул. Какие же муки предстоят для них обоих!
Глава 6
Ранним утром, наслаждаясь прохладой и ярким солнечным светом, Юлиана ходила по продовольственным магазинам. Она не спеша прогуливалась по тротуару с двумя бумажными коричневыми пакетами, останавливаясь возле каждой витрины и изучая ее содержимое. Торопиться ей было некуда.
А в аптеке ей что-нибудь нужно? Она задумалась. Ее смена в зале дзю-до начнется после полудня, утром у нее масса свободного времени. Устроившись на высоком стуле перед прилавком, она поставила сумку и принялась листать журналы.
В свежем «Лайфе» была статья, называвшаяся «Телевидение в Европе: взгляд в будущее». Она с интересом пробежала ее и увидела фотографию немецкой семьи, смотревшей у себя дома телепередачу. В статье говорилось, что теперь изображение из Берлина передается уже в течение четырех часов ежедневно, а когда-нибудь телевизионные станции будут во всех крупных городах Европы. К 1970 году одна такая станция будет построена и в Нью-Йорке.
На другом снимке были изображены инженеры по электронной технике из Рейха в одной из лабораторий Нью-Йорка, Они помогали местному персоналу разрешить возникающие перед ними проблемы. Очень легко было отличить немцев от остальных. У них был присущий только им здоровый, чистый, уверенный, энергичный вид. Американцы же выглядели как обыкновенные люди. Эти могли быть кем угодно.
