Сергей Волков - Чингисхан 3. Солдат неудачи
— Пристегнуть его, та-рищ старш-йтенант? — лениво растягивая слова, интересуется один из пэпээсников, имея в виду меня.
— Да куда он денется с подводной лодки? — вопросом на вопрос отвечает старлей, открывает дверцу и кричит кому-то: — Акопов! Ну, че вы там возитесь?! Давайте быстрее.
Наконец выводят «пассажиров». Один — постарше, типичный уголовник, все руки синие от наколок. Второй — молодой парень с толстой шеей, украшенной золотой цепью в палец толщиной. Таких обычно называют «быками».
Оба «пассажира» закованы в наручники. Кое-как, с большим трудом, они втискиваются в «курятник», на чем свет стоит ругая ментов. «Уазик» трогается с места, ругань продолжается. Причем если здоровяк просто монотонно бубнит на одной ноте немногочисленные, но всем известные слова, то его опытный попутчик куда более изобретателен. Я несколько раз невольно улыбаюсь — как разнообразен и могуч, оказывается, русский язык!
— …И чтоб вас дети так в дом престарелых каждый день возили! — вцепившись скрюченными пальцами, унизанными татуированными перстнями, в решетку, заканчивает длиннющую тираду опытный.
— Хавальник завали, Дорохов — спокойно советует старлей. — Будешь выступать — пешком побежишь!
— Да ланна, начальник! Ты ж меня знаешь, я и прогуляюсь, если че.
— Ага, пристегнутый к заднему бамперу, — включается в разговор водитель.
Мы выезжаем на какую-то большую улицу. Москву я знаю плохо и совершенно не ориентируюсь, где едет «Уазик» и куда он следует.
— Блин! — с чувством произносит водитель и добавляет несколько крепких словечек. — Приехали!
Впереди — затор. Множество машин, сверкая красными огнями, сгрудились на улице.
— А дворами? — спрашивает старлей.
— Голяк. Будем куковать. Пробка плотная.
«Уазик» замирает. Время идет. Мы стоим. Слышу, как Дорохов и «бычара» вполголоса ведут разговор. Судя по всему, они давно знакомы, но содержались в разных камерах и теперь им есть что рассказать друг другу.
Вначале речь идет о неизвестных мне Роме-Золотом и коптевских, которые «оборзели в конец». Потом, понизив голос до шепота, старый уголовник говорит:
— Слыхал, Галимого взяли?
— Ну, — утвердительно отвечает «бычара».
— С ним барыгу из крутых и казанских пацанов.
— Ну.
— Мне бродяга один ночью через ментов маляву подогнал. Галимого киллер сдал. Из лохов, но боевик. Погоняло — Артамон, фамилия — Новиков…
Меня бросает в дрожь. Вот, значит, как! Это уже интересно…
— Галимый в Лефортово чалится, его комитетчики ковыряют. Доказухи нарыли — КамАЗ с прицепом. Этап ему корячиться, без базара.
— Передел будет? — спрашивает «бычара».
— Поглядим. Хазар, ну, знаешь, у Галимого в основе ходил? Он пацанов собрал и объявил: иуду найти и покарать. Замочить на месте, понял? По всем СИЗО и крыткам малявы пошли. Он, Артамон этот, у ментов в розыске.
— Почему?
— Я ж говорю — боевик, с войны слился, типа того. Галимого подставил, а сам трех пацанов в Казани мочканул, из-за бабы.
«Бычара» сопит, потом выдает результат мыслительного процесса:
— Короче, ящик ему корячится полюбасу.
— Не жилец, — соглашается Дорохов. — Но погреться на этом деле можно неплохо.
— Как?
— Хазар за шефа сильно расстроился. Тому, кто Артамона найдет или подскажет, где искать — тачку крутую. А если кто пришьет иуду, сорок тысяч бакинских получит. Понял?
— Ага.
«Вот так вот, — думаю я, крепко сжав кулаки, чтобы не дрожали руки. — Меня фактически приговорили… Ах, Витек, Витек… Хотя, по всем «зоновским» понятиям я, конечно, виноват. Но я спас хорошего парня — это раз. Спас Надю с детьми — это два. Помог засадить бандитов за решетку — это три. Так что «понятия» идут лесом. Но вот что теперь делать? В камере меня вычислят и убьют, на воле без документов рано или поздно поймают менты — и я опять же попаду в камеру…».
Глава шестая
Omnia mea mecum porto[9]
После всего услышанного и обдуманного приходит вдруг ясная мысль: «Надо бежать! Бежать из машины, из Москвы, из страны. Пока бандитско-ментовский спрут не распустил свои щупальца повсюду».
Конь на груди наливается тяжестью. Сейчас мы с ним союзники. Вспышка холода заставляет меня стиснуть зубы. Щурю глаза, осматриваю внутренности «Уазика», ментов. Чтобы вырваться отсюда, нужно иметь фантастические способности к рукопашному бою. У меня их нет. Поэтому, положившись на коня и слепую удачу, самым жалобным голосом, даже не голосом, а голоском блею:
— Мне в туалет… очень надо!
— Твори в штаны, теплее будет! — немедленно откликается из «курятника» Дорохов.
Все смеются.
— Потерпишь, не беременный, — бурчит старлей.
«Уазик» все так же стоит в пробке. За последние пятнадцать минут мы проехали метров десять.
— Мне очень надо, правда! — я начинаю ерзать, изображая крайнюю степень «хотения».
Пэпээсники невольно пытаются отодвинуться. В «курятнике» ржут. Водитель, недовольно обернувшись на меня, обращается к начальству:
— Дмитрич, может эта… Изгадит же машину!
— А если он сорвется?
— Честное слово, не сорвусь! — я прижимаю руки к груди.
Я искренен. Я готов умолять. Я втягиваю воздух сквозь сжатые зубы и подпрыгиваю на сидении. По моим щекам текут слезы.
— Дмитрич! — водитель сам уже чуть не плачет. — Ну, пусть ребята сводят! Машина же! Вонять будет.
— Ладно, — снисходительно кивает старлей. — Гаврилов! Выведи, пусть поссыт на заднее колесо. Олег, подстрахуй!
— Есть, — басом отвечает сидящий справа от меня пэпээсник и резко дергает за руку. — Пошли!
Он открывает дверцу, вылезает первым. Я двигаю за ним, примечая, какими глазами смотрят на нас из стоящих рядом машин мирные обыватели. Что ж, пусть смотрят. Они еще не знают, какой цирк им предстоит увидеть в ближайшие секунды.
Второй автоматчик вылезает из «Уазика» с другой стороны и протискивается к нам, матеря пробки, машины и вообще все на свете.
Гаврилов, сжимая локоть, подводит меня к заднему колесу.
— Давай!
В зарешеченном окошке появляются оживленные рожи Дорохова и «бычары». Надо же, умудрились развернуться, чтобы насладиться зрелищем. Ну, смотрите, смотрите…
— Давай, ну!
— Я так не могу… — пританцовываю, затравленно озираюсь. — Люди же кругом…
— А тебе что, отдельный сортир выстроить? — рявкает Гаврилов.
Он выпускает мою руку, перехватывает автомат…
Я, не глядя, бью его пяткой в пах, прыгаю на капот стоящей рядом серебристой иномарки, с нее — на крышу другой машины, с нее — на следующую, сразу оторвавшись от преследователей на добрый десяток метров.
