Андрей Дашков - Собиратель костей
Однако мне повезло, и я стал свидетелем уникального случая, хотя моей заслуги здесь нет никакой. Дьявол Габриэль прогуливал меня по своему нескончаемому саду чудес, и пока ещё мы не добрались до ядовитых и плотоядных цветов…
Передо мной действительно возникло маленькое чудо, ускользающий шедевр. Я сразу же попал под влияние Химерического и не думал сопротивляться. Это было как глоток безопасного вина или полузабытая музыка.
Вначале за Отшельником появился старинный дом, окружённый тенистым полузаброшенным парком, где все дышало покоем, тишиной и одиночеством. Белый портик с вензелем озаряло закатное солнце, и я узнал это место, парк моей единственной скоротечной любви. А вон и беседка, до сих пор хранящая ЕЁ неразличимый шёпот, сумеречную тайну поцелуя, улику утраченной чистоты…
И вспомнились летние вечера, изнемогающие от тоски… И песни, тающие вдали… И яблонь цвет… И могилы предков… Прощай, моя навеки сгинувшая Атлантида!..
Потом дом и парк исчезли в молочно-белой пелене; вместо них сквозь тающие клочья проступил берег океана. Лунная дорожка состояла из капель расплавленного золота, танцующих в тёмном просторе. Пляж был усеян отпечатками ног; их медленно, но неотвратимо слизывали волны. Ветер трепал ткань забытых шезлонгов. Вскоре я различил фигуры отца и матери. Они удалялись по лунной дорожке в туннель из бледного света и манили меня за собой в призрачную страну…
Габриэль щёлкнул пальцами, и все исчезло. Существо с чистым лицом юной девушки – но при этом и с огромной седой бородой – стояло перед мордами наших лошадей на перекрёстке дороги и тропы, уводившей в ближайший лесок. Оно имело самый безмятежный вид и улыбалось по-детски беззащитно. Гериатрический эффект оказался впечатляющим – даже более впечатляющим, чем маска молодости на физиономии моего хозяина.
Если это был все-таки мужчина, то зарос он невероятно. Наверное, не стриг волосы на голове с самого рождения, а бороду – с того дня, когда на подбородке пробился первый пушок. В результате теперь он выглядел закутанным в прохудившуюся рыбачью сеть поверх своего балахона. Его кожа имела фактуру полированного дерева, а ногти он, кажется, обламывал по мере отрастания.
Вообще-то встреча с Химерическим считалась хорошей приметой. Вот и наш безмозглый кучер не стал его давить.
– Что-то нам в последнее время попадаются одни клоуны, – громко заметил Габриэль, который тоже разглядывал волосатое создание. – Эй, любезный, уйди с дороги!
Отшельник не двинулся с места.
– Помолимся вместе, брат? – спросил он вдруг. Голос у него тоже оказался молодой и сильный.
– Тут давно забыли Божью молитву, – небрежно ответил Габриэль. – Да и сам Он нечасто сюда заглядывает. В последний раз я видел Его в Новом Вавилоне. Он изучал эсперанто.
Улыбка Отшельника стала сочувствующей.
– Обо мне Он вспоминает каждый день. У меня к Нему прямая линия, – заявил Химерический, показывая левую руку, к запястью которой на манер часов был пристегнут пейджер фирмы «Motorola».
– Везёт тебе, братец, – заметил Габриэль с явным сарказмом.
– А о тебе этого не скажешь. Самое время помолиться, брат!
– Предложение отклоняется. Отвали! Кстати, что Он сообщил тебе сегодня?
– Что я встречу тебя на этом перекрёстке. Я ждал. И ты приехал, – констатировал Отшельник, нисколько не изменившись в лице. Я не сразу заметил ствол дробовика, высунувшийся из спутанных волос. А когда заметил, то в первый момент решил, что у Химерического эрекция.
– Ты посмотри, Санчо, ещё один спаситель заблудших, – сказал Габриэль без малейшего удивления. – Ловец во ржи, мать его! И где ОН только находит таких? – Затем хозяин спокойно обратился к Отшельнику: – Слушай, запелёнутый, разве ты умеешь пользоваться этой штукой?
– Меня научил Он. Минувшей ночью. В виде исключения.
– Классный у тебя босс. Он ещё и учит!
– Ты не хочешь ничему учиться…
– У меня впереди много времени.
– Боюсь, что нет, брат. – Улыбка Отшельника стала почти душераздирающей. Ствол дробовика оказался направленным в голову хозяина. Тот улыбался тоже.
– Ого! Ты даже готов погубить свою бессмертную душонку?!
– Если тебя не остановить, мы все окажемся в аду.
– У меня есть для тебя плохая новость, братец. Оглянись вокруг. Что ты видишь? Открой глаза пошире! Догадываешься?.. Вы все и так уже в аду! Приятное местечко, правда? Немного замазано грязью и дерьмом, полито потом и слезами, но, в общем, ничего. Жить можно. Зато какова обещанная награда!
С лица Химерического сползла улыбка.
– Ты глумливый пёс! Ты только разносишь заразу, чумная тварь!
Я ждал, затаив дыхание. Габриэль выскользнул из кареты, подошёл к Отшельнику вплотную и, взявшись пальцами за ствол, упёр тот себе в грудь. Его голос зазвучал монотонно и неотвязно, как скучная проповедь:
– Тогда избавься от меня. Попробуй нажать на спуск, сынок. Только сделай это, не боясь испачкаться. Так, чтобы моя кровь попала на твои руки и забрызгала твоё личико… Тебе знакомо это специфическое ощущение тепла? Конечно, нет. Ведь такие придурки, как ты, не убивают даже кроликов. Поверь мне, это тепло не приносит удовольствия и не согревает. От него пробирает озноб. Мертвецы остывают слишком быстро… Хочешь увидеть, как превращается в дохлятину то, что создано Им, то, во что Он вложил искру Своего огня и на что отбросил – может быть, случайно, – часть Своей тени? Попробуй сейчас. Стреляй!!! – внезапно заорал Габриэль, и его вопль заставил меня вздрогнуть.
К тому моменту я почти не сомневался, что под таким давлением у Отшельника сдадут нервы и он проделает здоровенную дыру в груди моего хозяина. Во всяком случае, я поступил бы так только ради того, чтобы избавиться от липкого кошмара, навеваемого голосом Габриэля. Этот голос был словно бесплотная змея, вползающая в ухо и впрыскивающая в мозг свой яд.
Но Химерический не сумел выстрелить. В следующее мгновение хрустнули сломанные пальцы, и ствол дробовика оказался направленным ему в подбородок. Я закрыл глаза, чтобы не видеть, как заряд разнесёт бедняге голову. Однако хозяин медлил. Приподняв одно веко, я увидел, что Габриэль сдёрнул с руки Отшельника пейджер.
– Тебе это больше не понадобится. Он не захочет с тобой говорить. Ты плохо исполняешь Его приказы.
Отшельник не возражал и не сопротивлялся. Он молчал и оставался настолько безучастным, что я начал опасаться за его рассудок. Самые страшные потрясения, как известно, внешне почти незаметны…
Габриэль отодвинул его в сторону, будто манекен, лишённый единственного аксессуара, который заслуживал внимания. Так он и остался стоять на обочине, глядя в разверзшийся перед ним омут абсолютного сиротства, и держал дробовик стволом вверх, как нелепый скипетр.
