Дмитрий Савочкин - Тростниковые волки
– А домашние тебя отпустили? Муж там, дети?
– Муж объелся груш. Я в разводе. И детей у меня нет. Так что за моральное самочувствие моей семьи можешь не переживать. – Она улыбнулась ядовитой улыбкой. – Отпрашиваться пришлось только на работе. Но они без меня как-нибудь пару недель перебьются.
В купе зашла проводница, забрала билеты, предложила чай. Я попросил пива, и она практически сразу принесла. Видно, народу в вагоне было немного. Верба, подумав, тоже попросила пива.
– Тяжело это? – спросил я.
– Что?
– Работать редактором.
– Ну, не тяжелее, чем мешки таскать. Хотя бывает, конечно, что авторы достают…
– Со своими «нетленками»?
– Ага. Сегодня, например, с утра читала повесть под названием «Город безголовых».
– Отличное название.
– Да и сюжет ничего. Но написано отвратительно.
– А что за сюжет?
– Про город, все жители которого вечером, перед сном, снимали головы и клали их в тумбочки.
– Отлично! И что дальше?
– Однажды в город приехали мошенники и начали продавать посреди города целительные капли от всех болезней. Их быстро разоблачили, отстегали по ягодицам (там так и написано было – «по ягодицам») и выдворили из города. Но ночью они вернулись, прошлись по всем домам и забрали головы всех жителей. Наутро выяснилось, что никто в городе не способен ни говорить, ни слушать, ни думать – все просто шатаются из стороны в сторону и ждут. Хоть чего-нибудь. Головы сохранило всего четыре человека: мэр города, у которого тумбочка запиралась на ключ, пенсионер, который боялся оставлять голову в тумбочке и приклеил её к шее скотчем, пьяница, который свалился вечером под забор, не дойдя до дома, и рокер, который всю ночь катался по городу на мотоцикле.
– И что?
– Ну и дальше они решают, что теперь делать. В общем-то, тут должен быть самый сок – такой колоритный набор персонажей получился, такие аллегории интересные, можно было прекрасно всё это раскрутить. Но написано очень бедненько.
– А заканчивается чем?
– В город звонят пограничники и говорят, что таможня задержала группу мошенников с большим числом голов. Те пытались провести эти головы через границу как груз капусты, но в последнюю секунду взятки раздали неправильно, и их повязали.
– Прекрасно, по-моему.
– Да я ж говорю, идея неплохая. Но испортить хорошую идею плохой реализацией куда проще, чем кажется. Такие вещи очень обидно читать. Но ты мне баки, пожалуйста, не забивай. Ты мне лучше давай рассказывай, что это компа… как там тебя?
– Кампанолог.
– Вот-вот, что кампанолог делает на секретной службе его величества? Тебя ведь Караим нанял?
Я кивнул и достал из кармана половину жетона Ганса Брейгеля.
– Ты знаешь, что это такое?
– По-моему, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это – не колокол. И даже не запчасть от колокола. Это я тебе уверенно говорю, хоть я и не кампанолог.
– Ну… я не всегда был кампанологом. Скажем так… я в жизни разными вещами занимался.
– И в том числе?..
– В том числе поиском захоронений времён Второй мировой войны. Естественно, не в благотворительных целях.
– А, так вот что значило слово «копатель»! А я-то думаю – что за стандартную ставку ты мне собрался платить?! Я слышала про такое. «Чёрные археологи», да?
– Да, у нас их называют «чёрные археологи», в России прижилось название «чёрные следопыты». А вообще на юридическом языке работа копателей называется «разграблением объектов археологического наследия».
– И что, в тюрьму можно сесть?
– А как же! Статья двести девяносто восьмая, моя любовь, «уничтожение объектов культурного наследия или самовольное проведение поисковых работ на археологических памятниках», третья часть – от двух до пяти лет. Вот именно её-то мне и шили.
– Ух ты! Да ты – матёрый зэка!
– Ну, почти. Я два месяца просидел в ИВС, а потом отвертелся.
– А как, как отвертелся? – Она подалась всем корпусом вперёд, явно издеваясь надо мной.
– Каком кверху! – уверенно ответил я. – Если когда-нибудь будешь сидеть в ИВС в ожидании суда по этой статье, звони, я тебе помогу. А до того момента знать тебе это необязательно.
Она обиженно откинулась на спинку, секунду подумала и язвительно проговорила:
– Вижу, твой печальный опыт не отбил у тебя охоту продолжать?
– Ещё как отбил! Именно после этого я и стал кампанологом. Насовсем. Безо всяких «но». И работаю теперь только с нормальными, «белыми» заказчиками, над нормальными, «белыми» проектами.
– А это что? – Она кивнула на жетон.
Я вздохнул:
– Это страшное наследие буйной молодости. К несчастью, я остаюсь одним из немногих людей в стране, которые могут быть полезны в поиске подобных вещей. Вот Караим меня и нанял. На совершенно легальную, «белую» работу. Нам нужно найти вторую половину.
Она взяла в руки половину жетона, покрутила её, прочитала надпись и посмотрела на меня.
– А, собственно говоря, что это такое?
Я вкратце рассказал ей о солдатских жетонах, затем о Гансе Брейгеле и дивизии «Дас Райх».
– Слушай, – сказала она после некоторого размышления, – а каким образом связан этот жетон и смерть Русалки?
– Понятия не имею. Но если Караим говорит, что есть связь, вероятно, она есть. Иначе он не стал бы меня нанимать.
– Ну да, если Караим говорит, что связь есть – то она ТОЧНО есть.
– Ты знакома с Караимом?
– Смеёшься? Он совладелец издательства, в котором я работаю.
– Что, серьёзно? – удивился я.
– А чему ты удивляешься? Ему полгорода принадлежит.
– И хорошо ты его знаешь?
– Ну как… как совладельца издательства, в котором я работаю. Такой «большой босс»… ну как обычно сотрудники компаний знают своего «большого босса»? Понаслышке в основном. Я с ним не спала, если ты об этом спрашиваешь.
– Слушай, может, ты и дочь его тоже знала?
– Нет, Русалку я видела всего два раза в жизни, в ночных клубах. Я иногда захаживала потанцевать, у меня есть несколько знакомых… Рыжий вот – старая моя подружка. Ну и Русалку тоже видела… она и вправду танцевала как безумная. И Караим из своей засады за ней следил. Но нас с ней никто не знакомил, я с ней не разговаривала ни разу, не здоровалась…
– Ты фотографию её нашла, кстати?
– Ко-неч-но, босс. – Она достала из сумочки ежедневник и выудила из него чёрно-белую распечатку. С листа на меня уверенно смотрела серьёзная светловолосая девушка лет, наверное, двадцати. С другой стороны – по такой фотографии трудно было определить возраст. Да по женщинам вообще его трудно определить, даже если живьём их видишь.
– А вот такие истории, как нам Рыжий рассказал, ты когда-нибудь раньше слышала?
