Дэвид Вебер - Меж двух огней
Хонор нахмурилась, водя пальцем вверх и вниз по ножке бокала и раздумывая над этими выводами. Интересно, на каком расстоянии способна работать эта связь? Насколько чувствительны они друг к другу? Насколько глубоки их личности, мысли, взаимосвязь? И если они действительно телепаты, тогда как мог кто-нибудь вроде Нимица прожить столько лет отдельно от других своих сородичей? Она знала, что Нимиц любит ее с горячей преданностью защитника, так же как и она любит его, однако действительно ли возможность оставаться с ней стоила того, чтобы на многие годы лишиться глубокого сложного общения, которое, судя по всему, в данный момент происходило между ним и Одиссеем?
Нимиц поднял голову и встретился с ней взглядом, его зеленые глаза были спокойны. Он смотрел на Хонор – и к ней текли уверенность и любовь, исходящие от него. Наверное, он ощутил ее внезапный испуг, что общение Нимица и Одиссея приведет к утрате чего-то ценного, может быть, даже уникального. Одиссей тоже перестал жевать сельдерей и в течение нескольких секунд с любопытством смотрел на Нимица, затем перевел взгляд на Хонор, и благодаря своей связи с Нимицем она почувствовала некое заинтересованное удивление старого кота. Тот склонил голову набок, пристально разглядывая ее, и еще одна нить сочувствия присоединилась к утешению Нимица. Она «ощущалась» совершенно иначе, с привкусом ироничного удивления и дружеского гостеприимства, и Хонор моргнула, когда поняла, что оба кота сознательно посылают ей информацию. Впервые кто-то, воспользовавшись ее связью с Нимицем, вступал с ней в контакт, и ее это взволновало.
Она не знала точно, как долго это продолжалось (конечно, не более трех-четырех секунд), но вот Нимиц и Одиссей, явно забавляясь, встряхнули ушами и посмотрели друг на друга, как старые друзья, вспоминая им одним известную шутку. Хонор снова моргнула.
– Хотел бы я знать, что все это значит, – пробормотал Георгидес.
Хонор, оглянувшись на адмирала, обнаружила, что он тоже пристально смотрит на котов. Какое-то время он разглядывал их, а потом пожал плечами и улыбнулся своей гостье.
– Всякий раз, когда я думаю, что наконец-то понял, чего мне ждать от этого маленького черта, он делает все, чтобы доказать мою тупость, – заметил он, криво усмехнувшись.
– Я думаю, это их общая черта, – сочувственно согласилась Хонор.
– В самом деле. Скажите, миледи, правда ли, что самым первым живым существом, которое приняли древесные коты, была одна из ваших прабабушек?
– Ну… – Хонор оглянулась вокруг, убеждаясь, что позади ее стула на достаточно близком расстоянии, чтобы расслышать то, чем делятся только с верными друзьями или доверенными лицами, стоит один Лафолле. – Согласно моим семейным преданиям, это правда. Интересная штука! Если им верить, только это и спасло ей жизнь. Можете назвать меня эгоисткой, но я очень рада, что она выжила.
– Я тоже рад за нее, – тихо сказал Георгидес и протянул руку, чтобы ласково погладить Одиссея. Кот подставил спину для ласки, сверкнув зелеными глазами на своего человека, и адмирал улыбнулся. – Я спросил вас, миледи, потому что, если легенда достоверна, я хочу выразить свою благодарность.
– От имени моей семьи – принимаю, – ответила она с улыбкой.
– А пока мы обсуждаем тему человеческой благодарности, – продолжил Георгидес немного более торжественно, – я также хотел бы поблагодарить вас за то, что вы согласились на это назначение. Я знаю, чем вы пожертвовали на Грейсоне, и ваш добровольный отказ от высокого положения только подтверждает все хорошее, что я слышал о вас. – Хонор покраснела, но адмирал тихо продолжил: – Если «Вулкан» может хоть как-то помочь подготовиться к вашей миссии, скажите мне об этом, пожалуйста.
– Благодарю вас, сэр. Непременно, – заверила она его таким же негромким голосом и снова взяла свой бокал.
Глава 5
Катер Хонор прошел сквозь огромный люк первого грузового отсека вспомогательного крейсера «Пилигрим». Небольшой летательный аппарат был мелкой рыбешкой рядом с громадной пастью створок грузового трюма, испещренного звездами светильников, который легко мог вместить целый эсминец. Рабочие огни создавали ярко освещенные округлые зоны – там бригады строителей верфи выполняли последние доработки. Поскольку атмосфера, способная рассеивать свет, отсутствовала, большая часть пространства внутри корпуса из сверхпрочных сплавов была чернее простирающегося за створками люка космоса.
Заключительный хлопок двигателей малой тяги погасил остаток инерции катера. Кораблик неподвижно застыл в невесомости отсека, и Хонор перевернула лежащего у нее на коленях Нимица, чтобы осмотреть панель управления на его скафандре. После трех лет тренировок кот полностью освоился с маленьким скафандром, изобретенным для него Полом Тэнкерсли, но это не повод рисковать зря – и поэтому она тщательно проверила замки и показания индикаторов.
Нимиц терпеливо перенес осмотр, потому что, как и сама Хонор, хорошо понимал: любая ошибка может привести к роковым последствиям. Все индикаторы светились зеленым светом. Хонор встала на ноги – благодаря внутренней гравитации катера,– подняла кота на плечо и застегнула шлем. Лафолле уже застегнул свой и стоял у люка, выжидая, пока его хозяйка кивнет бортинженеру:
– Мы готовы, старшина.
– Есть, мэм,– ответила старшина и быстро пробежала взглядом по показаниям приборов, а затем связалась с пилотом. – Мы открываем люк.
– Принято,– отозвался пилот, и бортинженер нажала кнопки на панели рядом с выходным люком.
Катер был вспомогательным космическим кораблем, спроектированным специально для причаливания к стыковочным шлюзам более крупных судов. Поэтому его собственный переходный шлюз был небольшим, рассчитанным на одного, максимум на двух человек. Внутренний люк открылся, инженер кивнула своим пассажирам, и Эндрю Лафолле шагнул в крошечную шлюзовую камеру.
Строгие правила этикета предписывали Хонор как старшему офицеру на борту первой сойти с корабля, и в обычных обстоятельствах Лафолле подчинился бы обычаю. Но зловещая темнота огромного отсека вызвала у него инстинктивное беспокойство, которое возобладало над правилами вежливости, и Хонор не стала возражать, когда он закрыл за собой люк и защелкнул замок. Внешний люк открылся, Лафолле выплыл наружу в тридцати метрах над палубой отсека – и включил двигатели скафандра. Они мягко опустили его на палубный настил, и при соприкосновении с палубой силовые вставки подошв его ботинок щелкнули. Он постоял, оглядываясь вокруг, и произнес в микрофон, обращаясь к Хонор:
