Клиффорд Саймак - Пересадочная станция (Way Station)
– Но даже если бы ты сумел остаться в тени, – добавил Дэвид, – не только в этом все дело. Вот ты говорил о своей лояльности к Галактическому Центру…
– Если бы на меня никто не обращал внимания, все было бы в порядке. Если бы я мог просто подбрасывать земным ученым идеи, чтобы они сами разрабатывали их дальше, это не принесло бы вреда Галактическому Центру. Главная проблема в том, чтобы не раскрывать источник идей.
– Видимо, даже в этом случае ты все равно не смог бы сообщить слишком много, – сказал Дэвид. – У тебя нет достаточно подробных данных, чтобы на их основе можно было сделать что-то значительное. Галактическая наука слишком далека от привычных наезженных дорог.
– Это я понимаю, – ответил Инек. – Например, психотехника Манкалинена-3. Если бы Земля располагала этими знаниями, люди наверняка нашли бы способы лечения нервных и умственных расстройств. Мы освободили бы бесчисленные заведения для нервнобольных, а потом снесли бы их или использовали для чего-то другого. Они просто стали бы ненужными. Но, кроме жителей Манкалинена-3, нас некому научить. Сам я знаю только, что они постигли в психотехнике невероятных успехов, но больше мне ничего не известно. Ведь я ничего не смыслю в этой науке. Точные знания можно получить только от них, от жителей звезд.
– Ты все время говоришь о неизвестных науках, – сказала Мэри. – Люди еще даже не подозревают об их существовании.
– И не только люди – мы тоже, – добавил Дэвид.
– Дэвид! – воскликнула Мэри.
– Нам незачем прикидываться людьми, – ответил Дэвид рассерженно.
– Но вы – люди, – сказал Инек с усилием. – Для меня вы – люди. Кроме вас, у меня никого нет. В чем дело, Дэвид?
– Мне кажется, пришло время сказать, кто мы на самом деле, – ответил тот. – Мы – иллюзии, плод воображения. Мы созданы тобой с единственной целью: появляться и разговаривать с тобой, заменяя тебе настоящих людей, общения с которыми ты лишен.
– Но ты ведь так не думаешь, Мэри! – крикнул Инек. – Ты не можешь так думать!
Он потянулся к ней и тут же безвольно уронил руки, с ужасом осознав, что хотел сделать. Впервые в жизни Инек попытался дотронуться до нее, впервые за все эти годы он забылся.
– Извини, Мэри. Мне не следовало этого делать.
Глаза ее заблестели слезами.
– Если бы это было возможно! – вздохнула она. – Я так хотела бы, чтобы это было возможно!
– Дэвид, – позвал Инек, не поворачивая головы.
– Дэвид ушел, – сказала Мэри. – Он не вернется. – Мэри медленно покачала головой.
– В чем дело, Мэри? Что происходит? Что я такое наделал?
– Ничего, – ответила она, – если не считать, что ты сделал нас слишком похожими на людей. Настолько похожими, что у нас появились все человеческие качества. И теперь мы уже не марионетки, не красивые куклы, мы – люди! Мне кажется, именно это мучило Дэвида больше всего – не то, что он человек, а то, что, став человеком, он по-прежнему остается тенью. Раньше, когда мы были куклами, это не имело значения. У нас не было тогда человеческих чувств.
– Прости меня, Мэри, – произнес Инек. – Прошу тебя, прости!
Она наклонилась к нему, и лицо ее озарилось нежностью.
– Ты ни в чем не виноват. Скорее, мы должны благодарить тебя. Ты создал нас, потому что любил, и это прекрасно знать, что ты любима и нужна.
– Но теперь все по-иному, – молил Инек. – Теперь вы приходите ко мне сами, по собственной воле.
Сколько лет уже прошло? Должно быть, все пятьдесят. Мэри стала первой, Дэвид – вторым. Из всех, кого воскрешало его воображение, они были ближе и дороже других.
А сколько лет минуло с тех пор, как он попытался сделать это впервые? Сколько лет провел он, изучая безымянную науку, созданную чудотворцами Альфарда-22?
Когда-то, в прежние дни, при его прежнем отношении к жизни, все это могло показаться ему черной магией, хотя черная магия была тут ни при чем. Скорее, упорядоченные манипуляции некими естественными характеристиками Вселенной, о которых человечество еще не подозревает. Может быть, оно никогда их не откроет. Потому что на Земле просто не существовало – по крайней мере в настоящее время направления научной мысли, необходимого для появления исследований, которые могли бы привести к такому открытию.
– Дэвид чувствовал, – сказала Мэри, – что так не может продолжаться вечно. Эти наши благочинные визиты… Рано или поздно должно было наступить время, когда нам пришлось бы признаться себе, кто мы такие.
– И остальные тоже так решили?
– К сожалению, да, Инек. Остальные тоже…
– А ты? Ты сама, Мэри?
– Не знаю, – ответила она. – Для меня все это по-другому… Я люблю тебя.
– И я тебя.
– Нет, ты не понимаешь! Я и вправду влюблена в тебя.
Инек застыл, глядя на нее, и ему почудилось, что весь мир заполнился грохотом, словно он сам остановился, а пространство и время все так же несутся мимо него.
– Если бы все оставалось по-прежнему, как вначале… – произнесла Мэри. – Тогда мы радовались своему существованию, эмоции наши были еще не столь глубоки, и нам казалось, что мы счастливы. Как маленькие беспечные дети, что играют на улице под яркими лучами солнца. Но потом мы повзрослели. И возможно, я больше, чем другие.
Она улыбнулась Инеку, но в глазах у нее стояли слезы.
– Не принимай это так близко к сердцу. Мы можем…
– Мэри, дорогая, – сказал Инек. – Я полюбил тебя с того самого дня, когда мы встретились впервые. А может быть, и еще раньше.
Он потянулся было к ней, но тут же опомнился и опустил руку.
– Я не знала этого… – проговорила Мэри. – Наверно, мне не следовало признаваться тебе… Если бы ты не знал, что я тоже тебя люблю, тебе, возможно, было бы легче.
Инек удрученно кивнул. Мэри склонила голову и прошептала:
– Боже праведный, за что ты обрушил на нас свою немилость? Мы ничем не заслужили такой кары.
Она подняла голову, посмотрела Инеку в глаза и добавила:
– Мне бы только коснуться тебя…
– Мы можем встречаться, как раньше, – сказал Инек. Приходи в любое время, когда захочешь. Мы…
Она покачала головой.
– Теперь уже не получится. Для нас обоих это будет слишком тяжело.
И Инек понял, что она права, что все кончено. Целых пятьдесят лет и Мэри, и другие люди – тени появлялись в доме, чтобы повидаться с ним. Но теперь они не вернутся. Сказочное королевство рассыпалось в прах, волшебные чары развеялись. Отныне он будет одинок – более одинок, чем когда-либо, более одинок, чем до знакомства с ней.
Сама она не вернется, а у него не хватит духу вызвать ее снова, даже если бы он смог, – теперь мир теней и его любовь, единственная любовь в его жизни, уйдут навсегда.
