Валерий Большаков - Другие правила
А потом прохожу мимо комендантской, мне и стукни в голову: может, думаю, я коменданту за постельное белье паспорт оставил? В залог? Я ж говорю — там все, как в прошлом веке! То справки этим симфорантам подавай, то паспорт, то квитанции разные… Вот уж точно: «Без бумажки ты — букашка, а с бумажкой — человек!»
Захожу я к коменданту — бритоголовый такой масай — и точно! Вынимает он мой синенький! Я аж затрясся весь! Оставил масаю вместо паспорта билет свой, вышел в коридор и — не поверите! — карточку эту синюю расцеловал! И вот тогда — в седьмой раз! — я только и получил свои кровные. Вот позорище…
— Зато есть что вспомнить, — утешил его Жилин.
— Да уж… — довольно ухмыльнулся Максим. — Это тебе не баран начихал!..
— А вот у нас… — начал Габа с воодушевлением, но договорить ему не дали. Стеклянная дверь медотсека раздвинулась, и в кают-компанию, повернувшись спиной, выбрался Йенсен.
— Обижаете! — воскликнул он для кого-то в медотсеке. — Конечно, передам! До свидания! — И обернулся к троице: — Заходите!
— А где девчонки? — спросил Жилин. — Что-то я их нигде не найду…
— А где же им еще быть? — сказал Йенсен, радостно улыбаясь. — В скафандровой, конечно! Да вы заходите, не стесняйтесь!
Кнуров и парочка зашли. В медотсеке все сверкало белизной. Матово белели пластмассовые стены, блестела белая груша киберхирурга под молочным потолком, похрустывали белоснежные халаты громадного старшего врача Клунина и тоненькой девушки-практикантки. Сразу за столом-пультом ждали своих жертв стационарные диагностеры — длинные массивные ящики с герметическими крышками. Тоже белые.
Грузный врач благосклонно посмотрел на вошедших.
— Андросы, — пророкотал он густым архиерейским басом и неодобрительно уставился на сутулого Антона, облачавшегося у шкафчика. — Как бы богатыри! Да, Ленусик?
— Да, — пискнула Ленусик и зарделась, как маков цвет.
— Что там у нас?.. — громыхнул старший врач, плавно перебирая клавиши на пульте. Компьютер забубнил, услужливо выдавая на экран какую-то врачебную цифирь. — Порядок… Раздевайтесь и ложитесь в любой, какой на вас смотрит.
Диагностеры стояли рядком. Жилин выбрал крайний слева, за коим стыдливо прятался Антон, Стажер явно комплексовал из-за своих узких плеч и тонкой, кадыкастой шеи. Трепыхаясь и вертясь в воздухе, он неловко запихивал ноги в мягкий распах комбинезона, нервно дергая его и подсмыкивая.
Рот Жилина сложился в беглой усмешке. Он распустил комбез до самого низу— Ленусик шарахнула паническим взглядом, — выпростал одну ногу, уцепился за поручень, разделся и нырнул в диагностер. Было тепло, как в нагретой постели.
— Как бы расслабьтесь! — грянул врач. — Ноги врозь, руки вдоль тела!
Девушка-практикантка неловко придвинулась, ухватилась обеими руками за крышку и, отводя глаза, захлопнула ее. Диагностер басисто загудел. Присоски биодатчиков облепили кожу; мягко, щекочуще, прошлись по ней микрощупы — словно кошка потерлась. Звонок колокольчика — и крышка пошла вверх.
— Можете одеваться, — прогремел голос эскулапа. — Ленусик, сделай доброе дело — включи стерилизацию.
— Сейчас! — пропищала Ленусик. И снова закраснелась.
«Наверное, переживает из-за какой-нибудь ерунды, — подумал Жилин, — из-за голоса или из-за того, что невысокая. Небось считает себя коротышкой-недоростком. Глупенькая…»
— А теперь куда? — спросил он у Гирина. — Макс!
Тот отвел взгляд от миниатюрной практиканточки.
— А?..
— Куда теперь?
— На борт, — спокойно сказал Гирин, скрепляя магнитные застежки на башмаках. — Все уже… Нет, ты погляди, какая лапочка! — произнес он приглушенным голосом.
— «Бе бо женолюбец, яко ж и Соломон»! — процитировал Габа нараспев и заклеймил друга: — Маньяк, сразу видно!
Гирин ответил немедленно:
— Сам ты маньяк! Смотри ты на него — нашел маньяка! Котяра хренов…
— Хватит вам ругаться, — благодушно проворчал Жилин. — Габа, что ты к нему пристаешь постоянно?
— Я?! — возмутился Габа. — Да он сам ко мне лезет, афанде! Ты его еще не знаешь просто!
— Ничего — протянул Гирин, — он меня однажды выведет…
— «Я мстю, — съязвил Габа, — и мстя моя страшна!»
Покачав головой, Жилин попрощался с медиками и направил стопы в скафандровую. Голос Ленусика за его спиной промяукал: «Следующие, пожалуйста!»
Жилин отворил круглый люк и шагнул в отсек без иллюминаторов, но со множеством шкафов и стеллажей. Ну, естественно… Все девушки были здесь. Они оживленно обсуждали фасоны спецкостюмов, прикладывали их к себе, вертелись перед зеркалами, дефилировали и прихорашивались.
— А вам что, особое приглашение нужно? — весело спросил Жилин. — А ну, марш в медотсек!
— Да мы сейчас! — хором заныли девушки. — Мы только померить!
— Мы что, — сказала Марина прекрасным голосочком, — и скафандры будем мерить? Никогда не надевала скафандра…
— Ты мне тут зубки не заговаривай, — сказал Жилин, улыбаясь. — Давай-ка топай…
— Нет, ну правда!
— Будем, — заверил ее Жилин. — И мерить будем, и подгонять. Ну, что ты на меня так смотришь?
Марина одарила его чарующей улыбкой.
— Думаю, что бы такое умное сказать… — проговорила она. — О! А давай я тебе глазки буду строить?!
— Я тебе дам «глазки»! — засмеялся Жилин и сгреб завизжавшую девушку в охапку.
Он вынес Марину в коридор и шлепнул по тугой попке, налаживая в медотсек.
Пересмеиваясь, покачивая крутыми бедрами, девушки проследовали в кают-компанию.
Проснулся и заревел громкоговоритель всеобщего оповещения:
— Внимание! Экипажу «Боры» собраться на борту! Объявляется готовность один! Повторяю…
* * *Жилин взял Марину за руку своей мозолистой левой, а правую прижал к отпечатку пятерни, выдавленному на терминале регистратора.
Прямо перед Глебом и Мариной, за прозрачным люком, тянулась длиннющая галерея-переходник. Круглая снаружи, восьмигранная внутри, она метров на двадцать уходила в перспективу, стягиваясь вокруг внешнего люка «Боры».
— Идентификация успешна, — произнес терминал нежным женским голосом. — Доступ разрешен.
Пройдя вакуум-отсек «Боры», Жилин выбрался в кольцевой коридор и повел девушку, огибая выпуклую стену. Их обгоняли, толкаясь и спеша, добровольцы с чемоданами и модными заплечными мешками. Откатывались толстые двери, чмокали люки, цокали и гремели подковки. Удалые добровольцы были очень шумным народом и никак не могли успокоиться, все в них играли гормоны и кипел энтузиазм.
— Четвертый БО, — прочел Жилин. — Наш.
Он отодвинул дверь и заглянул. Чисто. Опрятно. Пусто. Бытовой отсек номер четыре состоял из двух хают. В первой, с мягкими стенами кремового цвета, стояли пара кресел и диван, в стене наличествовал шкаф, а под обзорным экраном был выдвинут столик. В маленькой каюте за перегородкой были откинуты две койки с широкими эластичными ремнями. Голая функциональность.
