Питер Уоттс - Ложная слепота
Сегмент девяти километров длиною.
— Вот замаскировался, — ошарашенно пробормотала Саша.
— Не слишком удачно, — Бейтс вынырнула из переднего люка и поплыла по ходу вращения корабля. — В отраженном свете предмет неплохо виден, — на полпути к палубе она зацепилась за перила лестницы, по инерции развернулась ногами вниз и опустилась на ступеньки. — Почему мы раньше его не засекли?
— Слабая освещенность, — предположил Шпиндель.
— Не только инверсионные следы. Посмотри на тучи, — действительно, на облачном покрове Бена можно было различить такие же еле заметные искажения. Бейтс ступила на палубу и шагнула к столу. — Следовало раньше заметить.
— Остальные зонды никакого артефакта не наблюдают, — отметил Сарасти. — А этот приближается под более широким углом. Двадцать семь градусов.
— Углом к чему? — переспросила Саша.
— К линии, — пробормотала Бейтс, — между ними и нами.
На тактической диаграмме все видно: «Тезей» падал к планете по предсказуемой дуге, но сброшенные нами зонды не заморачивались гомановскими орбитами[30] — они мчались отвесно вниз, всего на пару градусов отклоняясь от гипотетической линии, соединяющей корабль с центром Большого Бена.
Кроме одного. Который зашел со стороны и разоблачил фокус.
— Чем дальше от нашего курса, тем очевиднее расхождение, — нараспев произнес Сарасти. — Полагаю, в плоскости, перпендикулярной траектории движения «Тезея», объект виден отчетливо.
— Значит, мы в слепом пятне? Увидим его, если сменим траекторию?
Бейтс покачала годовой.
— Это слепое пятно движется, Саш. Оно…
— Отслеживает нас, — Саша втянула воздух сквозь зубы. — С-сука.
Шпиндель вздрогнул.
— Так что это такое? Наша фабрика шумовок?
Пиксели стоп-кадра зашевелились. Из буйных вихрей и облачных завитушек атмосферы прорезалось нечто зернистое и невнятное. Всюду кривые, шипы, и ни единой ровной линии; нельзя было определить, что в форме объекта настоящее, а что — фрактальное влияние облачного слоя внизу. Общими очертаниями он походил на тор или на сборище мелких угловатых предметов, нагроможденных неровным кольцом; к тому же пришелец обладал колоссальными размерами. Девять километров поплывшего инверсионного следа едва коснулись периметра объекта, срезав сорок или пятьдесят градусов дуги. Эта штуковина, скрытая в тени десяти Юпитеров, имела в поперечнике почти тридцать километров.
Ускорение прервалось где-то посреди рабочего резюме Сарасти. Все вернулось на свои места. А мы — нет. Наш опасливый — может-надо-может-нет — подход остался в прошлом; мы шли курсом на цель и положили с прибором на возможную торпеду в брюхо.
— Э, оно размером тридцать кэмэ, — напомнила Саша. — И оно невидимое. Нам не стоит вести себя чуток поосторожнее?
Шпиндель пожал плечами.
— Если бы мы могли предугадывать решения вампиров, нам бы они не потребовались, так?
Пакет данных развернулся новой гранью. Гистограммы частотного распределения и спектральные гармоники раскрылись плывущими горными хребтами — оркестр видимого света.
— Модулированный лазерный луч, — доложила Бейтс. Шпиндель поднял голову.
— Оттуда?
Бейтс кивнула.
— Сразу, как мы его раскололи. Интересное совпадение.
— Устрашающее, — пробормотал Шпиндель. — Как они узнали?
— Мы сменили курс. Идем прямо на них.
Световое шоу стучалось к нам в окна.
— Что бы это ни было, — вымолвила Бейтс, — оно с нами разговаривает.
— Ну, тогда, — заметил приятный голос, — без сомнения, следует поздороваться.
У руля вновь стояла Сьюзен Джеймс.
* * *Я остался единственным наблюдателем.
Остальные занимались делом, каждый своим. Шпиндель прогонял отслеженный Сарасти смутный силуэт через серию фильтров, надеясь выжать из вида техники хоть какие-то сведения о биологии ее создателей. Бейтс сравнивала морфологию замаскированного объекта и шумовок. Сарасти наблюдал за нами всеми с высоты и думал свои вампирские думы, столь глубокие, что мы и надеяться не могли сравняться с ним. Но это все была суета, ведь к рампе вышла Банда четырех под талантливым руководством Сьюзен Джеймс.
Она подхватила ближайшее кресло, опустилась в него, подняла руки, будто собралась дирижировать. Пальцы ее метались в воздухе, играя на виртуальных иконках; губы и челюсть подергивались от непроизнесенных команд. Я подключился к ее каналу и увидел, как сигналы чужаков обрастают текстом:
«„Роршах“ вызывает судно, приближающееся с азимута 116°, склонение 23° отн.: Привет, „Тезей“. „Роршах“ вызывает судно, приближающееся с азимута 116°, склонение 23° отн.: Привет, „Тезей“. „Роршах“ вызывает судно, приближа…»
Она расшифровала чертов сигнал. Уже. Даже отвечала:
«„Тезей“ — „Роршаху“: Привет, „Роршах“».
«Привет, „Тезей“. Добро пожаловать в наши края»
Она расколола его меньше чем за три минуты. Или, вернее, они раскололи его меньше чем за три минуты: четыре расщепленных личности, полностью независимые друг от друга, и несколько дюжин подсознательных семиотических модулей, все — действующие параллельно и высеченные с дивной ловкостью из одного куска серого вещества. Я даже стал понимать, почему кто-то может сознательно пойти на такое насилие над собственным рассудком, если оно дает в итоге подобные результаты.
До того момента я не был убежден, что даже ради спасения собственной жизни согласился бы на подобное.
«Просим разрешения на сближение»
— отправила сообщение Банда четырех. Просто и открыто: только факты и данные, спасибо и как можно меньше места для двусмысленности и недопонимания. Причудливые концепции вроде «мы пришли с миром» подождут. Первый контакт — не время для культурного обмена.
«Вам стоит держаться подальше. Серьезно. Это опасное место»
Это привлекло внимание. Бейтс и Шпиндель после минутного колебания выглянули из своих рабочих пространств в виртуальность Джеймс.
«Запрашиваем данные о характере опасности»
— отправила сообщение Банда. Мы по-прежнему держались конкретных тем.
«Слишком близко и опасно для вас, осложнения на низких орбитах»
«Просим информации по осложнениям на низких орбитах»
«Обстановка летальная. Метеориты и радиация. Как хотите. Я справляюсь, но нам так нравится»
