Роберт Хайнлайн - Время для Звезд
– Я сказал, чтобы вы не называли нас «психами». Это невежливо.
Вид у него был усталый и недовольный, однако упрямиться он не стал.
– Хорошо, хорошо. Только не будь таким уж недотрогой. И займись этими сообщениями.
Я сел, просмотрел передаваемый материал, окликнул Пэта и сказал ему подготовить диктофон; это уже не было тренировочной связью. Он ответил:
– Позвони через полчасика. Я обедаю.
– (Я и сам завтракаю, только мне не дали закончить. Не тяни волынку, Пэт, перечитай лучше этот контракт, который ты прямо рвался подписать.)
– Ты и сам рвался не меньше. А в чем дело, братец, уже дрожат коленки?
– (Может, дрожат, может, нет. Только у меня появилось подозрение, что это будет совсем непохоже на длинную веселую прогулку. И одно я успел уже усвоить: если капитан посылает тебя за ведром краски, он хочет, чтобы ты ему принес это ведро, а не объяснения, что тебе помешало. И полное ведро. Так что включай свой диктофон и приготовься принимать цифры.)
Пэт что-то пробормотал и сдался. Потом, после задержки (это уж точно мама говорила, чтобы он доел спагетти), объявил:
– Готов.
Сообщения почти полностью состояли из чисел, (имеющих, наверное, какое-то отношение к старту), и кода, поэтому мне пришлось заставить Пэта все повторять. Это было не трудно, но очень уж скучно. Единственным сообщением, которое шло открытым текстом, был заказ Капитана послать розы некоей миссис Детвейлер из Брисбейна с переводом стоимости на его счет в Ф.Д.П. и с припиской «Спасибо за великолепный прощальный ужин».
Больше личных посланий не было; похоже, члены нашей команды не оставили после себя никаких неурегулированных дел на Земле.
Я подумал было, не послать ли розы Моди, но делать это с посредничеством Пэта не хотелось. Подумав было, что это можно сделать через Мэй-Лин, я вспомнил, что хотя деньги в банке у меня и есть, но я оставил своим доверенным того же Пэта и все равно потребуется его подпись под счетом. Так что я решил прекратить попытки ходить по мостикам, которые сам же за собой и сжег. Жизнь на борту «Л.К.» быстро вошла в рутинную колею. Ускорение увеличили еще на пятьдесят процентов, в результате чего я стал весить сто пятьдесят восемь фунтов; ноги мои сперва побаливали, пока я не привык, но привык я скоро – у тощих тоже есть кое-какие преимущества. Мы, психи, стояли одну вахту из пяти, по двое – мисс Гамма и Каз Уорнер в этом не участвовали, они связывались с другими кораблями. Сначала у нас была уйма свободного времени, но Капитан быстро с этим делом покончил.
Зная, что Ф.Д.П. мало надеется на наше возвращение, я не заботился особенно относительно пункта в контракте, гарантирующего обучение во время рейса, но вскоре обнаружилось, что Капитан-то про этот пункт забывать не собирался. Возможность учиться была абсолютно для всех, а не только для нас, телепатов школьного возраста. Капитан назначил педагогический совет в составе доктора Деверо, миссис О'Тул и мистера Кришнамурти, и нам была предложена программа обучения практически всему, чему угодно, от рисования с натуры до древней истории. Последнюю преподавал лично Капитан; неожиданно выяснилось, что он знал Саргона Второго и Сократа буквально как своих собственных братьев. Дядюшка Альфред пытался записаться на все сразу, что было совершенно невозможно, даже если бы он перестал есть, спать и стоять вахты. У него никогда, рассказал он мне, не было времени учиться всему, чему хотелось учиться, и теперь-то он собирается наверстать упущенное. Даже мой настоящий дядюшка, Стив, записался на пару курсов. Вероятно, услышав об этом, я вытаращил глаза от удивления, так как он сказал:
– Знаешь, Том, в первом же своем рейсе я понял, что единственный способ сделать Космос сносным и терпимым – это подобрать себе какой-нибудь предмет для изучения и потом действительно изучать его. Обычно я записывался перед полетом на какие-нибудь заочные курсы. Но на этой посудине находится самый великолепный набор по-настоящему блестящих голов, вряд ли ты такой когда-нибудь еще увидишь. И если ты этим не воспользуешься, то ты просто идиот. Возьми вот, например, кулинарный курс мамочки О'Тул – ну где еще ты найдешь, чтобы дипломированный кулинар высшего разряда с охотой и даром учил своему возвышенному искусству? Я тебя спрашиваю, где?
Я рассудительно возразил дядюшке, что мне, пожалуй, никогда не понадобится это вот высокое кулинарное искусство.
– А какое это имеет отношение к делу? Учение – совсем не средство достижения цели, оно само и есть цель. Ты вот глянь на дядюшку Альфа, он же бегает счастливый, как мальчишка с новой рогаткой. В любом случае, если ты не запишешься на какой-нибудь серьезный курс, старина Деверо найдет, чем тебя занять, хоть заклепки считать заставит. Почему, ты думаешь, Капитан именно его назначил главой педагогического совета?
– Как-то не задумывался.
– А ты задумайся. В Космосе самая большая опасность – клаустрофобия. Тебя запирают на длительное время в малом пространстве, и снаружи нет совершенно ничего, кроме очень-очень разреженного вакуума. Ни уличных фонарей, ни кегльбанов. А внутри все время одни и те же физиономии, и потихоньку ты начинаешь их ненавидеть. Ну так что же делает умный капитан? Умный капитан старается сделать так, чтобы у тебя было нечто интересующее тебя и занимающее твое время – а уж наш-то Капитан – умнейший, какого только можно сыскать, иначе он бы не был в этом рейсе.
Тут я начал понимать, что очень многое на «Л.К.» было организовано с одной целью – сохранять нас здоровыми и в более менее хорошем настроении. Не только курсы, многое другое тоже. Например, наша многочисленность – почти две сотни. Дядя Стив рассказывал мне, что как корабль «Л.К.» обошелся бы командой человек в десять: капитан, три офицера управления, три механика, связист, фермер и кок. Да что там, и это можно было бы урезать до пяти: два офицера управления (один из них командует кораблем), двое, присматривающих за двигателями, и фермер-кок.
– А к чему тогда две сотни?
– Во-первых, к тому, что для них есть место. «Л.К.» и остальные корабли были переделаны из огромных грузовиков, использовавшихся Фондом для поставки припасов с Земли на Плутон и руды с Плутона на Землю. Во-вторых, нужен большой научный персонал для исследования планет, если мы их обнаружим. В-третьих, некоторые из нас – что-то вроде запасных деталей, например, – Резервный Капитан Уркхард, да что уж там, и я – тоже. Кто-то из нас умрет, кто-то погибнет, а корабль должен лететь дальше. Все это верно, но самое главное, как я теперь понял, это то, что никакая малая социальная группа не может быть стабильной. Это даже описано математически с эмпирическими формулами и символами для всяких «боковых давлений», «обменных валентностей» и «экзогенных освобождений». (Эта последняя штука обозначает всего лишь то, что молодые ребята из маленьких поселков женятся обычно где-нибудь на стороне.) Или подумайте так. Предположим, у вас имеется одноместный космический корабль, способный путешествовать в одиночку несколько лет. На нем может лететь только человек, заранее сдвинутый неким образом – в противном случае он вскоре сдвинется другим образом и начнет вырывать приборы из пульта управления. Пусть это будет двухместный корабль: даже если вы посадите на него пару, влюбленную друг в друга не меньше, чем Ромео и Джульетта, к концу рейса и Джульетта станет больше походить на ядовитую скорпиониху. Трое – ничем не лучше, даже хуже, особенно если они объединятся двое против одного. Значительно безопаснее большие числа. Даже при каких-то двух сотнях людей возможно девятнадцать тысяч девятьсот способов составить из них пары и друзей или врагов; так что очевидно, что разнообразие возможностей общения очень резко растет с увеличением числа членов группы. В большой группе гораздо больше шансов найти друзей и способов избегать людей, тебе не симпатичных. Все это крайне важно на корабле.
